— Нет уж… — Солдата передернуло от отвращения. — Я лучше уж со змеей поцелуюсь. Я сюда пришел деньжишек подсобрать, а не мозги растерять, как все эти зачарованные.
Насчет деньжишек — это он говорил верно. Один из довольно большого числа добровольцев, что пришли под знамена герцогини после того, как ее победа стала очевидна, Прыщавый до этого знаменательного события предпочитал собирать деньги на большой дороге. Воином он был паршивым, а потому и в разбойном деле ему не слишком везло. Зато здесь, на службе у герцогини, было куда больше шансов набить мошну. И он с удовольствием пользовался этим, уже в двух приметных местах были закопаны увесистые кубышки с золотыми монетами… правда, рядом с одной из них покоился труп его приятеля, что по собственной глупости решил проследить, куда это соседа ночью понесло. Ну, сам и виноват.
— Рожи их мне не нравятся, — мрачно заметил он, снова кивая в сторону зомби. — Того и гляди на нас накинутся. Их же, сам видишь, раза в два больше, чем нас. А то и в три.
Прыщавый порядком гордился тем, что умел считать. Да и то сказать, как же не уметь-то… денежки, они счет любят, а в последнее время денежки у него водились…
— Да ты совсем дурень, скажу я… — заржал сержант и отхлебнул глоток из объемистой фляги, что была уже на две трети пуста. — Советник же приказал им без команды на людей не нападать. А зомби — они ж хозяина ослушаться не могут. Во всяком случае пока он жив. Ты давай не болтай, а иди-ка дровишек принеси, да побольше. Ночь еще долгая.
— А почему, как за дровами, так всегда я, сержант? — сразу набычился Прыщавый.
— А потому, сосунок, что я сержант, а ты — нет.
С этими словами немолодой воин зевнул, почесал брюхо и, свернувшись калачиком, закрыл глаза.
Поэтому он и не заметил, как среди зомби вдруг прошла волна движения. Гниющие солдаты медленно распрямлялись, невидящие глаза обшаривали все вокруг. Куда-то без всякого следа исчез приказ, что ограничивал их свободу… Человек в этом случае почувствовал бы удовлетворение, радость или что-то в том же роде. Чувства зомби были иными. Они изначально, с того самого момента, когда воля некроманта вернула их к жизни, стремились к одному — убивать. И теперь ничто уже не могло этому помешать.
Медленно поднимая оружие, толпа мертвых солдат двинулась к живым.
Где-то там…
Император мрачно оглядывал поредевшие ряды своих солдат. Только гвардейцы да еще некоторые, весьма немногочисленные вассалы, что сохранили ему верность, стояли сейчас на этом поле. И толпа мужичья, кое-как вооруженного, — это те, кто не пожелал отсиживаться за кажущимися нерушимыми крепостными стенами и вышел попытать счастья в поле. Их было много, но в серьезном бою толку от них никакого.
Противник, впрочем, пока не атаковал, ходя и втрое превосходил армию императора. Солдаты кого-то ждали… Создавалось впечатление, что они получили четкий приказ занять позиции и готовиться к штурму. А когда этот штурм начинать, им сказать забыли. И командир, что вправе отдать такой приказ, не прибыл. Вот и стоят они под стенами столицы уже четвертый день.
Император понимал, что осаду ему не выдержать. Слишком много людей и слишком мало провизии. Лучше уж здесь, в чистом поле. Даже если ему суждено сложить голову.
Рядом стоял Сандор. Конечно, маги помогут, но противник силен.
— Как вы думаете, некромант здесь?
— Не знаю, — пожал плечами Архимаг, — возможно. Он же понимает, что без его поддержки эта армия…
— На горизонте пыль! — доложил вестовой. Совсем еще мальчишка, он был безмерно горд тем, что уже не в первый раз находится в бою рядом со своим императором. Тот, видя сияющие глаза паренька, горько усмехнулся. Возмож но, эта битва для многих окажется последней.
— Подходит какой-то крупный отряд, очень крупный, — заметил Сандор, глаза которого, после соответствующего заклинания, видели лучше, чем позволяла императору магическая дальнозорная труба. Но и властитель уже разглядел приближающуюся колонну.
— Да… — пробормотал он, и в голосе его зазвучала глухая тоска. — Латники… тысяч десять, не меньше… О Торн, теперь нам не устоять.
Уже подходя к лагерю зачарованных, колонны закованных с ног до головы в броню воинов четко, как на параде, перестроились. Теперь они шли тремя клиньями, клацнули, опускаясь, забрала, звякнули извлекаемые из-за спины тяжелые топоры, сверкнули на солнце наконечники копий. Зачарованные слишком поздно догадались, что сейчас их будут убивать. Всех поголовно…
Стальные тараны врезались в лихорадочно пытающихся собраться в строй толпы зачарованных и прошли сквозь них, как раскаленная игла сквозь воск. Стальные сапоги, защищавшие ноги странно низкорослых воинов от ударов противника, очень быстро чуть не по щиколотку утонули в крови. Но скользкая багровая каша, в которую превратилась земля, нисколько не замедлила продвижения клиньев.
Свистнула сигнальная труба, и два клина резко развернулись, стремительно рванулись навстречу друг другу так, что казалось, еще мгновение — и их длинные копья вот-вот вонзятся в грудь их же товарищам… Но стороннему наблюдателю было видно, что это — четко выверенный удар. Клинья сомкнулись, подобно челюстям, и разошлись, оставив между собой груду пронзенных копьями тел. Во главе центрального клина шагал коренастый невысокий воин в тяжелом шлеме, украшенном зубчатым золотым ободком.
— Сандор! Это… гномы!
Словно в ответ на этот возглас над каждым из трех стальных клиньев взметнулось знамя, древнее, веками пребывавшее в забвении, и лишь недавно, обретя нового короля, вернувшее себе былую славу. Боевое знамя третьего колена гномов, которые сейчас шли в бой под предводительством самого Тьюрина Струвисона, их законного короля.
Император привстал в стременах, извлек из ножен меч и, что есть сил воздев его в небо, заорал, срывая голос, единственную команду, которая сейчас была необходима:
— Вперед!
Где-то там…
Герцогиня Тея де Блед смотрела в окно. Там, внизу, все было как обычно. Горели костры ночной стражи, зачарованные шагали вдоль зубцов крепостной стены, тупо вглядываясь во тьму. Время от времени перекрикивались часовые.
Все как всегда… Тогда что ее разбудило?
Зажгла еще несколько свечей, и в комнате стало заметно светлее. Она подошла к зеркалу и вздрогнула. Оттуда, из холодного стекла, на нее смотрела какая-то отвратительная карга. Спутанные жирные волосы, опухшие глаза, нездоровая кожа, одежда, больше похожая на лохмотья. Кто эта старуха?
Вдруг герцогиня мелко задрожала и в испуге прижала руки с обкусанными, грязными ногтями ко рту. Чудовище там, в зеркале… была она.
И только сейчас, глядя на свое отражение, она все вспомнила. Вспомнила Советника, что отправлял на смерть ее людей. Вспомнила себя, бестрепетно подписывавшую пачки смертных приговоров. Вспомнила тело ее верного Хатвика, что сейчас доклевывали вороны…
