— Айрин, что ты говоришь?!
— Я знаю, что говорю, Рон. Очень хорошо знаю. Тот, кто владеет Чашей и Троном, может все. ВСЕ, ты понимаешь, что означает это слово? Конец болезням и голоду, конец непогоде и войнам, несправедливости и жестокости. Вечная жизнь. Богатство. Абсолютная власть. И все это здесь, Рон, прямо здесь… только протянуть руку. Я ведь смогла бы выдержать Силу Чаши, ты знаешь это, друг мой. Я бы смогла применить всю эту Силу с пользой, с пользой для всех. Протянуть руку, и взять… правда, это так просто?
Рон молчал, ошеломленный словами возлюбленной. Он не знал, что сказать, не знал, как выразить словами то, что сейчас кипело в его душе.
- Да… но я боюсь, что однажды мне захочется применить эту Силу не ради кого-то… людей, эльфов, гномов… а ради себя самой. И боюсь, что мне это понравится. Я буду делать это снова и снова, всемогущество так приятно, бессмертие так притягательно, золото и драгоценные камни так легко затмевают разум. А что потом? А потом, возможно, будет собран отряд, чтобы положить конец правлению без душной и жестокой волшебницы, что правит мечом и магией. И кто знает, любовь моя, может быть, в этом отряде будешь и ты.
Она некоторое время молчала, потом, тряхнув гривой рыжих волос, сказала уже нормальным, таким знакомым Рону тоном:
— И поэтому надо побыстрее отсюда уйти. Подальше от соблазна.
Выходя, Айрин вскинула руку. Незримый «таран» врезался в потолок зала, круша стойкий гранит. Вниз посыпались первые обломки. Вновь и вновь волшебница наносила свои удары, пока наконец сыпавшееся с потолка крошево не превратилось в непрерывный камнепад. Они поднимались по лестнице, и магия Айрин разрушала все за их спинами. Она уже шаталась, по ее лицу тонкими струйками стекал пот, но опять звучали короткие, как удары бича, слова заклинания и рушились каменные стены, хороня под собой путь к величайшему сокровищу и величайшему проклятию этого мира.
Когда над их головами засияло звездное небо, девушка повернулась лицом к храму, вскинула руки, и в воздухе раздались слова древнего языка, выстраиваясь в формулу, что уже многие тысячелетия, пожалуй, не звучала в этом мире. И, повинуясь приказу, стал рушиться храм, оседая огромной кучей мельчайшего щебня. А из-под этой кучи уже пробивались первые ростки зелени, стремительно превращая груду камней в зеленый курган.
А потом девушка рухнула без сил на руки мужчины, вовремя подхватившего ее безжизненное тело.
Глава 19 Где-то там…
Рассвет окрасил небо первыми проблесками алого, утренний воздух, свежий и прохладный, приятно освежал кожу.
Спать почему-то не хотелось. Айрин, совершенно обессилевшая, провалилась в глубокий сон, скорее обморок, и теперь лежала, укрытая плащом Рона, положив голову ему на колени. Сон ее был неспокоен, девушка все время вскрикивала, по лицу постоянно прокатывались волны эмоций — страх сменялся яростью, а затем вдруг на какое-то время она становилась безмятежно спокойной и губы расплывались в блаженной улыбке. А спустя несколько минут она снова начинала метаться, и тогда Рон обнимал ее, прижимал к себе, стараясь передать любимой ощущение тепла и покоя. И она, сквозь сон слыша ровное биение его сердца, постепенно успокаивалась.
Скоро взойдет солнце, и силы вернутся к волшебнице, им предстоит сделать еще многое. Похоронить Ильтара — к четырем неприметным холмикам, что много лет назад появились здесь, прибавится еще один, украшенный венком из зеленых листьев. Окончательно убедиться, что от храма не осталось сколько-нибудь видимых следов. Отыскать ту неприметную тропу, что ведет с гор вниз, в долину. А потом найдутся другие дела…
Он неотрывно смотрел на алеющий горизонт и слушал тишину. И думал о том, что произошедшее этой ночью наверняка вызовет волну других событий. Иногда ему казалось, что он знает, что происходит сейчас, произошло недавно или непременно произойдет в самом ближайшем будущем. Где-то там, далеко от этих гор…
Где-то там…
Поле боя было усыпано телами убитых так густо, что яблоку негде было упасть. Большая часть павших была одета в форму, что носили войска герцогини Теи де Блед, но встречались и иные — мужчины и, реже, женщины, чью одежду украшал старательно вырисованный красный треугольник, направленный острым концом вниз.
Барон Тоддт полулежал тут же, прислонившись спиной к вросшему в землю камню. Его дыхание было тяжелым и прерывистым, но кровь, что еще недавно обильно текла из многочисленных ран, теперь уже почти остановилась. Здесь, возле этого камня, тела лежали особенно густо, и большая их часть была на счету барона. Но и ему досталось немало ударов, и не все, далеко не все из них были отражены его доспехами и клинком.
Барон не чувствовал боли. Но не потому, что раны его были столь незначительны — напротив, они были тяжелы, — милосердный разум, не справившись с чудовищной болью, перестал реагировать на нее. Ну что ж, так даже лучше… он умрет в покое.
Неподалеку послышались медленные, тяжелые шаги. Тоддт попытался повернуть голову, но сил на это не хватало. Тогда он просто расслабился и принялся ждать. Кто бы это ни был… Вот перед ним появилась фигура человека, что с трудом переставлял ноги, тяжело опираясь на толстое короткое копье.
Человек взглянул на барона, затем, тяжело вздохнув, медленно опустился рядом, без особого почтения присев на сваленных друг на друга покойников.
— Рад видеть тебя… Люс…
— И я рад, что вы живы, барон, — голос караванщика звучал устало.
— Это… ненадолго…
— Ерунда, барон… раз вы все еще живы, значит, будете жить.
— Я умру…
— О нет. Вы выздоровеете. По крайней мере так сказала та лекарка, что затворяла ваши раны.
— Что ты… несешь, купец… какая…
— Вы, барон, были без сознания. Эти безмозглые зачарованные уже почти сломали наших парней, когда пришла помощь. Большой отряд стрелков, чуть не четыре сотни… Ими какой-то странный мужик командует, одноногий, но все слушаются его, что твоего императора. С ними и лекарка была… говорит, что жить будете…
Он снова тяжело вздохнул и печально добавил:
— Да… а мальчики-то мои полегли все как один. А я вот, понимаешь ли, жив остался. Я-то старик… а они все еще считай мальчишки… были… где справедливость, барон?
— Где-то там…
Группа солдат герцогини Блед с опаской косилась на нестройную толпу, стоявшую поодаль. Толпа вызывала отвращение — и видом своим, и, что характерно, запахом. Последние уцелевшие зомби были все еще живы исключительно потому, что никому не пришло в голову порубить их ломтиками, вот и догнивали они теперь на виду у солдат, что расположились неподалеку.
— Неужели нам обязательно сидеть здесь? — спросил один из них, тщедушный парень с неприятным прыщавым лицом и злобным прищуром глаз. — Эти твари так воняют, что у меня кусок в горло не идет.
— Ты что, забыл, сопляк? — буркнул другой, постарше, с бляшкой сержанта. — Приказ был сидеть здесь и ждать… приказы не обсуждают. Или ты хочешь, чтобы Советник с тобой поговорил лично?
