Никогда не забуду я этого отеческого поцелуя, этих добрыхдрожащих губ.
Вернувшись к себе, я плакала и смеялась, и так расшумелась,что доктор постучал мне в стенку из своей комнаты:
— Ты дом разрушишь, девчонка! Что за шум? Ведьсплетники-соседи обвинят меня: «Старый хрыч заставил до утра кричатьновобрачную!»
Но и сам доктор порядком шумел. Он расхаживал по комнате,притворно бранился:
— у себя. Мы стучали в стену, кукарекали по-петушиному,свистели, как птицы, квакали.
Вот и весь рассказ о том, как я стала новобрачной.
Мой славный доктор был таким чистым, таким порядочным, чтоне счел даже нужным предупредить меня о фиктивности нашего брака. Господи, да япо сравнению с ним просто легкомысленная кокетка… В нашей святой дружбеХайруллах-бей забыл, что он мужчина, но я не забыла, что я женщина.
Мужчины в большинстве своем плохие, жестокие, — этонесомненно. А все женщины хорошие, кроткие, — это тоже несомненно. Но естьмужчины, пусть их очень мало, у которых чистое сердце, честные помыслы; и такойчистоты у женщин никогда не найдешь».
X
Когда Феридэ проснулась еще более усталая и разбитая, чемнакануне, было уже двенадцать часов, и солнце стояло высоко. Она испугалась,как школьница, опаздывающая на урок, и спрыгнула с кровати.
— Ну и молодец же ты, Мюжгян! Ведь я сегодня уезжаю.Почему вы меня не разбудили?
Мюжгян ответила, как обычно, спокойно:
— Я несколько раз заходила, но ты спала. Лицо у тебябыло такое утомленное, что я не решилась будить… Не бойся, сейчас не так ужпоздно, как ты думаешь. Да и неизвестно, будет ли сегодня пароход. На морешторм.
— Мне надо уехать непременно.
— Я попросила папу сходить на пристань и узнать, кактам обстоят дела. Он велел быть наготове. Если пароход придет, он пришлетэкипаж или сам приедет за тобой.
День своего отъезда Феридэ представляла себе совсем иначе.Мюжгян возилась с малышами, тетки, как всегда, болтали и смеялись. Кямран куда-тоисчез. Феридэ загрустила. Ей было очень обидно, что на нее обращают так маловнимания.
Мюжгян тихо сказала:
— Феридэ, я оказала тебе услугу: выпроводила Кямрана издому. И он согласился на эту жертву, чтобы не доставлять тебе лишних волнений.
— И он больше не придет?
— На пристань, может быть, заглянет проститься с тобой…Ты, конечно, рада?
Глаза у Феридэ были грустные, губы вздрагивали. В вискахмучительно ломило, и, чтобы унять боль, она сжимала их пальцами.
— Да, да, спасибо… Очень хорошо сделала…
Феридэ бессвязно бормотала слова благодарности, и ейказалось, что теперь она навеки умерла для сердца любимого друга детства ибольше никогда с ним не примирится.
Перед самым обедом принесли приглашение от соседа,председателя муниципалитета. Он давал прощальный обед по случаю возвращениявсей семьи в город на зимнюю квартиру, а также в честь Феридэ.
— Как это так! — запротестовала Феридэ. —Ведь за мной должны сейчас приехать.
Тетушки принялись ее успокаивать:
— Нельзя не пойти, Феридэ. Стыдно. Тут всего-то идтипять минут. Да и что тебе собираться? Накинь только чаршаф.
Что случилось? Если раньше тетки всегда проявлялиматеринскую заботу, то теперь волновались о ней не больше, чем о больной кошке?Феридэ отвернулась, чтобы не видеть их, и сказала:
— Хорошо, я согласна.
Было около трех часов. Феридэ стояла под навесом, увитым ужежелтеющим плющом, и всматриваясь в дорогу. Вдруг она воскликнула:
— Мюжгян, я вижу экипаж… Кажется, это за мной.
И как раз в этот момент вдали, за деревьями на набережной,показался пароход.
Сердце отчаянно забилось, готовое выпрыгнуть из груди.
— Идет! — закричала Феридэ.
В саду поднялся переполох. Служанки засуетились, побежали занакидками для дам.
Феридэ сказала теткам:
— Я выйду пораньше, а вы потом подойдете.
Они с Мюжгян кинулись напрямик через сад, но у воротнеожиданно столкнулись с поварихой.
— А я за вами, барышня, — сказала старуха. —Господа приехали на экипаже, просят вас…
Азиз-бей и Кямран встретили молодых женщин в коридоре навтором этаже.
— Ну вот, прибежали две сумасшедшие гостьи. Нешумите! — сказал Азиз-бей. Затем он оглядел Феридэ с головы до ног идобавил: — В каком ты виде, милочка? Вся взмокла…
— Пароход пришел…
Азиз-бей улыбнулся, подошел к Феридэ, взял ее за подбородоки пристально глянул в глаза.
— Пароход пришел, но тебя это не касается. Твой муж несогласен…
Феридэ сделала шаг назад и растерянно пробормотала:
— Что вы сказали, дядюшка?
Азиз-бей указал пальцем на Кямрана.
— Это он, твой муж, дочь моя. Я ни при чем.
Феридэ вскрикнула и закрыла лицо. Она готова была упасть, ночья-то рука поддержала ее за локоть. Открыв глаза, она увидела Кямрана.
Азиз-бей радостно засмеялся.
— Наконец наша Чалыкушу попала в клетку. Ну, как! Яхочу посмотреть, как ты будешь биться! Увидим, поможет ли это…
Феридэ пыталась закрыть лицо, но не могла вырваться изцепких рук Кямрана. Она отчаянно вертела головой, стараясь куда-нибудьспрятаться, и все время натыкалась на плечи и грудь молодого человека.
Азиз-бей, все так же смеясь, продолжал:
— Твои родные подстроили тебе западню, Чалыкушу. Этаизменница Мюжгян выдала тайну. Да благословит аллах память усопшегоХайруллаха-бея, он
прислал твой дневник Кямрану. Я взял эту тетрадь и пошел ккадию[109], показал ему некоторые страницы. Кадий оказался человеком умным итотчас скрепил ваш брачный договор с Кямраном. Понятно, Чалыкушу? Отныне этотмолодой человек
— твой муж, и я не думаю, чтобы когда-нибудь еще оноставил тебя одну.
Феридэ зарделась, даже ее голубые глаза порозовели, а взрачках вспыхнули красные огоньки.
