Тут кругом сплошь овраги, да перелески. Где кизилом, где лещиною, ну, а где и колючим шиповником поросли.
Заросли там такие, что сквозь них, без мачете и не продраться. Джунгли, натуральные, словно мы в каком-то Индокитае живём, а не на предгорьях Кавказа. Все переплелось, только вместо лианы, ежевика и дикий хмель.
Напрямик, только если танк или БТР, у тебя, в наличии пребывает. По другому проехать без вариантов. Обходить приходится, в кругаля.
Обошёл Аристарх Витимович, вещи в том орешнике и оставил.
А на следующее утро, с дома вышел, чтоб буренку на хорошие выпасы отогнать. Глядь, а на заборе у него, валенок торчит светло-бежевый.
С этих пор и корова домой вовремя приходить стала. В восемь вечера, будто бы по расписанию, тут как тут.
Молока даёт, в разы более, чем до этого. Вообщем все у него наладилось. Тишь да гладь, да Божья благодать.
А недавно, ни с того, ни с сего, в гости и сама Марина Игнатьевна заглянула. Та, которая в Лесогорске ночным баром заведует.
Говорит, мол, хочу вас предупредить, дорогой наш и уважаемый Аристарх Витимович Косопузенко. Скоро ведь племянник мой, из тюремного заключения возвращается - Василёк.
Тот, который за котёнка, за несчастного, рыжего, заступился. Порешить его живодеру не дал, а за это его в тюрьму кинули.
Тут, она заметила валенок, да и спрашивает.
— Расскажи, кто это на заборе, у тебя, валенки вдруг надумал сушить?
Подошла, посмотрела его поближе, покрутила в своих руках, даже вроде бы как понюхала. А потом, из неё, стали странные вопросы вываливаться.
Хотя ей-то, какое собачье дело, знать, чей-то валенок на заборе сушить вздумали?
Никогда не бывало еще такого, чтоб она ручками своими холеными, грязный валенок теребила.
— Аристарх Витимович, ты человек служивый, да подневольный. Всю свою сознательную жизнь, в наших внутренних органах прослужил, правильно я тебе говорю, али нет?
А глаза у неё злые, хитрые. Смотрит на меня с подозрением. Будто я её личный валенок скоммуниздил и к себе на забор, значится, и пристроил.
— Точно так! — Отвечаю, а сам на неё смотрю и гадаю, что же этой стервозе от меня ещё надобно?
— Так откуда же у тебя, сия любопытная вещица вдруг оказалась? — Марина Игнатьевна, честно говоря, никогда излишним тактом и не страдала. — Может подарил его кто тебе? Али может ты в лесу его углядел, да и подобрал? Или спер, не приведи Господи, у кого?
— Да Бог с вами, что же вы такое тут сочиняете? И не стыдно вам, уважаемая Марина Игнатьевна, на меня явные поклёпы возводить?!
Когда это бывшие майоры милиции, валенки чужие воровать приспособились?!
За всю жизнь свою, ничего чужого, так ни разу и не присвоил! — Аристарх Витимович от обиды и волнения даже заикаться немного стал. — Мне вот этот валенок, как награду или же как форменное издевательство подарили.
Я, тому рыжебородому старикану, имя и фамилию свои передал.
А то, дед Пихто из Кудыкиных гор. Форменное бесчинство, да безобразие. По другому такое не назовёшь.
Тут Марина Игнатьевна засмеялась.
— Мне теперь, этот дед Пихто, кровным братом приходится, через кровь нашу общую. Всё, как по обычаю и положено. — Участковый, набычившись, продолжал рассказывать, как он приобрёл этот валенок.