добивается только своего наследственного герцогства; войско, собранное Монтегю, пропустило его, и на марше к нему присоединился его брат Кларенс, все время действовавший по соглашению с Уорвиком.
Сам граф, расположившись лагерем при Ковентри, готовил такую же измену, но прибытие двух ланкастерских вождей положило конец переговорам. Когда Монтегю соединился со своим братом, Эдуард IV, сопровождаемый армией Уорвика, направился на Лондон, ворота которого были открыты вследствие измены брата графа, архиепископа Невилля, и Генрих Ланкастер снова Переселился в Тауэр. Битва при Бэрнете 14 апреля 1471 года — смешение резни и предательства закончилась гибелью Уорвика, которого упрекали в позорном бегстве. Маргарита явилась слишком поздно, чтобы помочь своему могучему стороннику, а воинское торжество Эдуарда IV было увенчано мастерской стратегией, с которой он принудил к битве и разбил наголову ее войско при Тьюксбери. Сама королева была взята в плен, а ее сын пал на поле битвы (как говорили, зарезанный Йоркскими лордами), когда Эдуард IV ударом железной перчатки ответил на его просьбу о пощаде. Смерть Генриха Ланкастера в Тауэре 4 мая сокрушила последние надежды дома Ланкастеров.
Глава II
НОВАЯ МОНАРХИЯ (1471–1509 гг.)
Немного периодов в нашей истории, которые возбуждали бы такую скуку и отвращение, как эпоха войны Роз. Голый эгоизм целей, из-за которых шла борьба, полное отсутствие в ней всякого благородства и рыцарства, а также значительных последствий в результате придает еще более ужасный характер ее кровавым битвам, жестоким казням и бессовестным изменам. Но даже в самый разгар борьбы спокойный взгляд проницательного политика мог найти в ней предмет для других чувств, кроме простого отвращения. Для Филиппа де Коммина Англия представляла редкое зрелище, где, несмотря на ожесточенные междоусобицы, «нет разрушенных или разграбленных зданий и где бедствия войны падают на тех, кто в ней участвует». Действительно, разорение и кровопролитие ограничивалось поместьями крупных баронов и их вассалов. Раз или два — например, при Таутоне — в борьбу вмешивались города, но в основном городские и сельские классы держались от нее в стороне. Медленно, но постоянно в руки англичан переходила внешняя торговля страны, которую до того вели итальянские и ганзейские купцы или торговцы Каталонии и Южной Франции. Английские купцы селились во Флоренции и Венеции. Английские торговые суда появлялись в Балтийском море. Масса покровительственных законов, составляющих важную особенность законодательства Эдуарда IV, отмечает первые робкие шаги фабричной промышленности.
Общее спокойствие всей страны, несмотря на ожесточенные междоусобицы среди аристократии, доказывается тем замечательным фактом, что суды продолжали действовать в полном порядке. Судебные палаты заседали в Вестминстере, судьи по-прежнему совершали свои объезды. Благодаря обособлению присяжных от свидетелей, суд присяжных все больше приближался к современной форме. Но если ложен обычный взгляд, представляющий Англию во время войны Роз чистым хаосом измены и кровопролития, то еще более неправильно было бы считать маловажными последствия междоусобиц. Война Роз не только погубила одну династию и возвела на престол другую. Она, если и не уничтожила совсем, то более чем на столетие остановила развитие английской свободы. В начале ее Англия, по словам Коммина, «из всех известных мне государств мира была страной с наилучшим устройством, где народ менее всего подвергался притеснениям». Король Англии, замечал проницательный наблюдатель, не может предпринять ничего важного, не созвав своего парламента, что считается самым мудрым и святым делом, и поэтому здесь королям служат усерднее и лучше, чем деспотичным государям материка. Писавший в это время судья, сэр Джон Фортескью, мог хвалиться тем, что власть английского короля — не абсолютная, а ограниченная монархия; в Англии законом служила не воля государя, и он не мог издавать законы или налагать подати не иначе как с согласия своих подданных.
Никогда еще парламент не принимал такого постоянного и сильного участия в управлении страной. Никогда еще начала конституционной свободы не казались столь понятными и дорогими всему народу. Долгий спор между короной и обеими палатами со времени Эдуарда I прочно установил великие гарантии народной свободы от произвольного обложения, произвольного издания законов, произвольного ареста и ответственность даже высших слуг короны перед парламентом и законом. Но с окончанием борьбы за престолонаследие эта свобода внезапно исчезла. Начался период конституционной реакции, быстро разрушавший медленные созидания предшествовавшего века. Деятельность парламента почти прекратилась или вследствие подавляющего влияния короны стала чистой формальностью. Законодательные права обеих палат были захвачены Королевским советом. Произвольное налогообложение появилось снова — в виде добровольных приношений или принудительных займов. Личная свобода была почти уничтожена широкой системой шпионажа и применением произвольных арестов. Правосудие было унижено щедрым использованием биллей об опале, расширением судебной власти Королевского совета, давлением на присяжных, раболепством судей.
Перемены были столь разительны и всеобъемлющи, что поверхностным наблюдателям позднейшего времени представлялось, будто конституционная монархия Эдуардов и Генрихов при Тюдорах внезапно превратилась в деспотизм, ничем не отличавшийся от турецкого. Взгляд этот, без сомнения, преувеличен и не совсем справедлив. Каким бы ограничениям и искажениям ни подвергался закон, всегда даже самовластные короли Англии признавали его ограничение, а повиновение самого раболепного подданного ограничивалось в области религии и политики пределами, перешагнуть которые его не мог заставить никакой культ государя. Но даже при таких оговорках характерные черты монархии со времени Эдуарда IV до эпохи Елизаветы остаются в нашей истории чем-то чуждым и обособленным. Власть старых английских и нормандских королей, анжуйцев или Плантагенетов, трудно сравнивать с властью королей дома Йорков или Тюдоров.
Отыскивая причину такого внезапного и полного переворота, мы находим ее в исчезновении общественного строя, при котором наша политическая свобода находила защиту. Свобода была приобретена мечами баронов, за сохранением ее ревниво следила церковь. Новый класс общин, образовавшийся из союза сельского дворянства с городским купечеством, по мере своего роста расширял область политической деятельности. Но в конце войны Роз эти старые путы уже переставали ограничивать действия короны. Аристократия все больше приходила в упадок. Церковь томилась в тоске и беспомощности, пока ее не поразил Томас Кромвель. Торговцы и мелкие собственники впали в политическую бездеятельность. С другой стороны, корона, всего пятьдесят лет назад служившая игрушкой для всех партий, приобрела всеобъемлющее значение. Старая королевская власть, ограниченная силами феодализма, духовным оружием церкви и завоеваниями политической свободы, внезапно исчезла, и на ее месте возник всепоглощающий и неограниченный деспотизм новой монархии.
Хотя, конечно, переворот имел глубокий характер, но он был подготовлен постепенным появлением объективных причин. Социальная организация, из которой развился и на которой основывался политический строй, была постепенно подорвана развитием промышленности, ростом церковного и светского просвещения, изменениями в военном деле. Ее падение было ускорено новым отношением людей к церкви,
