я по росту не подошёл к своему возрасту!».
– «А, да! Твоя мама же говорила, что у неё там есть знакомые!».
– «Только это, скорее всего, старые знакомые папы!».
Когда Варя села рядом с подвинувшимся Платоном, тот встал и осторожно повторил её путь в обратном направлении, аккуратно сев между малышками.
Теперь Платону пришлось управлять Варей, которая сразу поняла, что лёгкость гребли, продемонстрированная им, была только кажущейся.
– «Ты пока не спеши! Делай всё лучше медленней, но правильно и чётко! Главное сейчас – вёсла не заглубляй! Греби у самой поверхности воды – так легче будет!» – поучал он девушку.
И та вскоре почувствовала правильность его советов, обрадовавшись появившейся относительной лёгкости гребли и заметно возросшей скорости.
Вволю накатавшись, они потом с Чистых прудов, минуя метро Кировскую, перешли на Сретенский бульвар, про который Платон опять рассказал им, как про бульвар своего детства. Затем он повёл девчонок в Печатников переулок и опять показал им свой отчий дом с летним садиком.
– «В этом доме и сейчас живёт мой папа!» – опять удивил он сестёр.
Потом, как и в прошлый раз, они проходными дворами вышли на Рождественский бульвар, и Платон опять показал им свою бывшую поликлинику и школу, спустившись на Трубную площадь. Посетив общественный туалет, они сели на повороте в трамвай и поехали домой.
Теперь они с Варей расставались на время её подготовки и сдачи экзаменов в Первый медицинский институт имени Сеченова на санитарно-гигиенический факультет, который ей порекомендовал отец. Но это почти полтора месяца разлуки – до средины августа.
После окончания восьмилетки, перехода в полную среднюю школу и любовной связи с Варей, Платон стал ощущать себя в новом качестве – уже почти взрослым мужчиной. И не только его самосознание и самоощущение, но и его поведение стало немного меняться. Он стал более самостоятельным, ответственным и инициативным. Но пока он сосредоточился на отдыхе в садоводстве, игре за свою футбольную команду и помощи родителям на участке. Но он также много времени тратил и на различные игры с мальчишками, в том числе и в придуманную им войну по карте.
По возвращении в четверг утром 2 июля на участок, Платон услышал неудовольствие от Саши Павлова по поводу отсутствия Кочета на игре, правда, выигранную их командой со счётом 5:0 у «Сатурна-2». Зато Павлов сам забил все голы, включая два с пенальти и два со штрафных ударов. Он вообще очень часто забивал со штрафных ударов своим пушечным ударом с левой ноги поверх стенки. И вратари часто оказывались лишь сторонними наблюдателями.
Зато Платон опять от души сыграл в пятницу 3 июля за свою команду 6:0 с «Метеором», отличившись четыре раза против, забивших по одному голу, Павлова и Круглякова.
Но футбольные баталии теперь стали происходить и в настольном футболе, изобретённом в Реутове Платоном.
На участке он разметил футбольное поле на большом листе фанеры в масштабе 1:100. Ворота он сделал из алюминиевой проволоки, воткнутой в два отверстия, просверленные под её диаметр и обшитые марлей с креплением её кнопками к фанере позади ворот. Игроками опять стали маленькие «дорожные» пластмассовые шашки с выжженными на них номерами, а мячами – различные по цвету и чуть различающиеся по обводам пуговицы от рубашек.
В общем, получилась полная, но в сто раз уменьшенная, имитация и настоящего футбольного поля и мяча и игроков. Гол считался только при ударе с той же половины поля, где были поражённые ворота. Играли два тайма по пять минут «грязного» времени, а «щёлкали» по очереди.
Но в этом в первое время был и минус. Проигрывающий игрок, во избежание пропуска лишних голов, пытался тянуть время. После пропущенного гола или при вводе мяча в игру с аута или от ворот, он медленно и по несколько раз переставлял своих игроков в поле с места на место. Поэтому ввели правило, что начинающий от ворот не ждёт, пока соперник расставит своих игроков в поле по амплуа. Тоже касалось и начала игры после гола. А за демонстративную затяжку времени судья мог назначить и свободный удар, гол с которого не считался. Но зато противник при этом получал право сделать два удара подряд, и при удачном первом ударе, выводящем своего игрока на ударную позицию, мог быть и забит гол.
При угловом же ударе обороняющийся имел право поставить вратаря в любую точку внутри вратарской площади и одного защитника у линии ворот в пределах штрафной площадки, но вне вратарской. Это было необходимо для воспрепятствования прямому забиванию гола непосредственно угловым ударом за счёт рикошета от вратаря. Поэтому некоторые начинающие игроки, поначалу игнорировавшие это не писанное, но добровольное правило, пропускали такие голы.
Атакующая же команда ставила одного игрока с мячом в сектор углового флага, а второго игрока, как правило, центра нападения, на приём мяча в любую точку штрафной площадки, кроме вратарской площади. Обычно это был район 11-метровой отметки или ещё ближе к вратарю.
При правильно рассчитанном угле и точности удара мяч попадал в нападающего и от него рикошетом летел в ворота, попадая в них, или во вратаря, штангу, перекладину, но чаще пролетая мимо ворот. Но иногда мяч пролетал даже верхом над вратарём.
Тоже самое происходило и при пробитии штрафных ударов. Хорошо подрезанный мяч, умудрялся пролететь поверх стенки – обязательно из трёх игроков – и попасть в ворота, чаще под перекладину. Но все эти резанные удары с поднятием мяча над стенкой в основном зависели от округлости ободка пуговицы и её небольшой вогнутости в одну из сторон и конечно мастерства бьющего.
Аут же бросали лёгким надавливанием игроком на самый край пуговицы, из-за чего та отпрыгивала вверх и вперёд.
Если такой бросок по дальности превышал половину ширины поля, то это считалось нарушением, и уже мяч из аута вводила противоположная команда. Если же бросок оказывался слишком коротким, буквально себе же под ноги – на дальность меньше диаметра пуговицы, то тот же игрок снова перебрасывал. Иногда мастерством считалось бросить мяч из аута как можно ближе к себе, чтобы следующим ударом послать его куда надо. Но это, правда, не соответствовало настоящим футбольным правилам.
По своему реутовскому опыту Платон решил первым посвятить в эту игру своего ровесника Андрея Юдушкина, всё показав и подробно объяснив, включая и некоторые тонкости. И не ошибся в нём. Тот стал не только самым первым партнёром Платона в этой игре, но и самым ярым её участником.
Сыграв несколько пробных игр, в которых Платон не усердствовал, дабы не отбить охоту
