что в лесу пистолетик? Пукалка! Коротенький ствол и маленькая, недалеко летящая пуля. Дробовик же как саданет, так саданет – посылает целую пригоршню таких пуль.
Голову Чирикова занимал другой безмолвный вопрос: неужели все-таки Кленов один в тайгу вышел, без подстраховки?
А если с ним несчастье? Допустим, упадет, переваливая на лыжах через лежащую лесину, сломает ногу, проткнет жесткой веткой грудь, нечаянно наедет на камень, выпирающий из снега, и скапотирует головой вниз, пробьет себе череп, неудачно скатится с горбушки и помнет ребра – да мало ли что может стрястись с человеком в тайге? Одному в тайге никак нельзя, но Кленов, похоже, попустился золотым правилом таежника и решил подловить егерей в одиночку. В одиночку, сам с усам. Ну-ну! Как только он подставится под удар, Кучумов его и прикончит – старшой не расслаблялся, все время держал себя в напряжении, засекал каждый шаг капитана, каждое движение, каждый его жест.
Чирикову же было что-то холодно, очень холодно, грудь сжало тугим обручем, сердце билось обреченно, глотка тоже была стянута чем-то тугим, дышать трудно. Чириков пытался думать о Любке, силился, но не мог, глаза у него сразу становились мокрыми, из-под век на щеки текло, и щеки покрывались больной коркой: была Любка, и нет ее – сплыла. Зажимал Чириков скулеж в себе, старался держаться, но держаться не мог: холодно ему было и страшно. Ведь даже если старшой убьет Кленова один, отвечать все равно придется вдвоем.
Старшой только того и ждет – выкатился на ровную, хорошо облизанную ветром площадку, углами лыж срезал наст и остановился, глянул искоса на капитана.
– Что случилось? – спросил Кленов, по-прежнему не чувствуя беды.
– Крепление полетело, гражданин начальник. Беда! Может, подсобите? – Посох Кучумов держал так, чтобы совершить им стремительный выпад, пробить Кленова насквозь, словно копьем. Надо только, чтобы капитан подъехал к нему поближе. Ну, ближе, ближе, капитан!
Держась обеими руками за посох, Чириков закашлялся – у него посох затупленный, с рогатиной на конце, а у старшого острый, выструган из твердого дерева, которое на морозе вообще превращается в сталь; заточен на манер долота. И поломки никакой у старшого нет, издали видно. Просто крепления на лыжах у Кучумова старые, ременные, к ремням приклепаны железные муфточки, дырки в ремнях тоже железом забраны, одна муфточка соскочила со шпенька, формой своей напоминающего морской кнехт, и никакой другой беды нет – поправить крепление можно в несколько секунд. Сейчас Кленов приблизится к старшому, чтобы помочь, и… Чириков опустил голову – не мог он видеть того, что сейчас произойдет.
– Крепление, говорите? – Голос Кленова был насмешливым, чистым. Капитан проскользил на лыжах рядом с Кучумовым. Своим посохом он перекрыл посох старшого, одно движение сделал – и все, не возьмешь уже капитана. Жаль, Чириков этого не видел. – Крепление, значит? – хмыкнул Кленов, уйдя на безопасное расстояние. – Ну так поправьте крепление. Подумаешь, крепление! Дел-то!
– Один не смогу, – глухо проговорил Кучумов.
– Сможете. Еще как сможете! – Капитан все успел разглядеть и все рассчитал, в том числе и опасно выставленный посох. Вновь наверху оказался он, а не старшой. – Слушайте, а может, вас связать, Кучумов? – поинтересовался он жестко.
– Зачем? – спросил старшой. Спросил, все уже поняв: он проиграл этот раунд, надеяться пока не на что. Лицо у него почернело, глаза сжались в щелки.
Быть может, через час, через два, во время привала он снова соберется с силами, но это уже будет потом, это будет второй раунд.
А что значит час или два часа? Жизнь человеческая иногда укладывается в это время.
Лицо у Кучумова было таким, какие вроде бы никогда и не подживают, все время с лица что-нибудь лезет, ошкуривается, отдирается, что-то сочится, из носа капает, из глаз течет, рот и губы плохо повинуются хозяину, дрожат, ползут в разные стороны – вроде бы и жив человек, и уже нет его. Кучумов разбито нагнулся. Он поправлял крепление, а Кленов с интересом следил за ним – а вдруг крепление действительно неисправно, продрался ремень под металлической нашлепкой, и теперь его надо сшивать, что на морозе непросто, но ремень не продрался, муфточка легко села на шпенек, и тогда Кленов вытащил из кармана пистолет, показал Кучумову:
– Вы это видели?
– Ну? – Кучумов проглотил пистолет черным своим взглядом. Но лицо уже не слушалось хозяина, оно было растерянным, некучумовским, губы вяло разжались, Кучумов хотел что-то сказать, но не сумел.
– Вот-вот, именно «ну». Поэтому показываю еще раз, – кивнул Кленов и спрятал пистолет. – Как говорил мудрый Козьма Прутков: не ходи по косогору – каблуки набок собьешь. Затевая мероприятие, Козьма всегда советовал: раскинь, парень, головой получше, помозгуй – удастся оное или нет? Если не удастся, то зачем же его начинать, а, гражданин Кучумов? – Видя, что старшой не отвечает, добавил: – Еще раз говорю – не ходите по косогору. И помните, что не всякая щекотка доставляет удовольствие.
Недалеко раздался сырой хлопок, и Чириков невольно разогнулся – что-то слишком населенной сделалась камчатская тайга, все время кто-нибудь жжет патроны, – за ближней сопкой поднялась зеленая ракета, стремительно рассыпалась в хмуром сухом небе на брызги. Она будто бы уперлась во что-то твердое, в невидимый воздушный потолок, изумрудное блестящее крошево потекло вниз. Кленов снял с плеча ружье, переломил ствол.
– Вот и все, граждане хорошие, – проговорил он непривычно мягко – мог бы и не говорить таким тоном, но капитан по натуре был, видать, человеком общительным, – и граждане не очень хорошие, – добавил он, выковыривая из верхнего нечокового ствола патрон и загоняя туда ружейную ракету. – Лыжники, в общем. За той вон сопочкой нас возьмет вертолет. И ноги не надо будет бить, и дурью не нужно будет маяться. Все проходит, товарищи спортсмены, остается только туман.
На зеленую ракету капитан ответил своей ракетой, тоже зеленой, низкой, стремительно рассыпавшейся на сияющие быстрые зерна, видать, мал пороховой заряд в магазинных ружейных ракетах, раз они так невысоко взлетают, Кучумов поймал ракету своим взглядом, от света брызг глаза его сделались совсем скорбными, вылущенными изнутри, будто у покойника; напрасно он полагал, что Кленов идет по тайге без страховки, что он тут один-одинешенек, – милиция в одиночку не ходит, но как Кленов подстраховывал себя, чем и кем конкретно, с каких боков прикрывался, как осуществлял связь, Кучумов не знал, не уследил, не разгадал и проговорил застуженно, скучно:
– Всемером на одного – так мы все умеем!
– Умеем! – согласился с ним Кленов, снова переломил ружье и, освободив верхний ствол, вогнал в него новую ракету, белую. Нижний ствол он не разряжал, держал там на всякий случай жакан – видать, он все-все понимал, милицейский капитан, знал, что жакан – хорошая подмога пистолету, свинцовая слива
