словами полярного путешественника Амундсена: «К холоду привыкнуть нельзя, но можно научиться терпеть его».
Путешествие закончилось благополучно. Удалов вылез из кабины неподалеку от величавого, застроенного помпезными зданиями, инопланетного города. Было тихо, над головой парили птицы и курчавились розовые облака.
— Знаешь, что мы сейчас сделаем? — спросил карлик.
— Пойдем в город, — ответил Удалов. — Искать космодром.
— Сначала мы отыщем какое-нибудь скромное кафе и пообедаем. И только потом купим билеты на межпланетный корабль.
Удалов не возражал, и они направились по лугам к городу.
Уже на подходе к нему путникам стало очевидно, что и на этой планете не все ладно. Уж очень она была пустынна.
Улица, по которой они вошли в город, была покрыта толстым слоем пыли, штукатурка с домов кое-где обвалилась, кусты и деревья разрослись, взломав асфальт. И ни одной живой души…
Таинственная, зловещая тишина подавляла и уговаривала бежать отсюда, пока жив.
— Здесь никого нет, — прошептал Удалов.
— И давно никого не было, — откликнулся шепотом Острадам.
— И они ушли в прошлое, — предположил Корнелий.
— Или умерли от эпидемии.
— Или перебили друг друга в атомной войне.
— Или улетели на другую планету.
— И много лет назад…
Силы сразу покинули утомленных путешественников.
Одно дело — оказаться у цели и предвкушать скромный обед и мирный полет на космическом корабле, совсем иное — осознать, что и здесь нельзя надеяться на спасение.
После короткого приглушенного совещания путники решили поискать космопорт, не осталось ли там случайного корабля.
Через несколько минут они вышли на большую площадь, и их взорам предстало удивительное зрелище.
Центр площади был застроен множеством игрушечных домиков, словно здесь когда-то резвился детский сад, сооружая жилища для кукол. Домики во всем были схожи с настоящими: у них были стекла, вывески, печные трубы, возле одного даже стояла игрушечная автомашина.
Удалов заглянул в окошко четвертого этажа, которое располагалось как раз на уровне его глаз, и внутри разглядел комнатку с диваном, столом, миниатюрными тарелочками и чашечками на нем и даже недопитой бутылкой вина. Но никаких следов пребывания живых существ ни в комнатке, ни в домике, ни на всей площади не обнаружилось.
— Они любили детишек и устраивали им игры на площадях, — неубедительно предположил Острадам.
Удалов покачал головой.
— Нет, — сказал он, — этот игрушечный город был бы слишком большой помехой для городского транспорта.
От площади они взяли курс по той улице, что вела вверх, к холму, увенчанному дворцом с множеством башен и башенок.
Оттуда они намеревались обозреть весь город.
Путь наверх занял около получаса. За это время Удалов убедился в том, что некогда этот город процветал и мог похвастаться культурой и искусствами. Но к разгадке он так и не приблизился.
Войдя в покинутый, запущенный, пыльный дворец, путешественники некоторое время бродили по его залам и комнатам, и никто их не окликнул, никто не встретился. Они поднялись наверх, на галерею, что окружала одну из дворцовых башен, и принялись глядеть на город с высоты.
— Удалов! — воскликнул Острадам. — Там стоят корабли!
Корнелий обратил взор в том направлении. Не надо было обладать особо острым зрением, чтобы понять: космодром давно мертв и заброшен. Большой лайнер, стоявший посреди поля, был покрыт ржавчиной, люки его раскрыты…
— Может, это не космодром, — предположил Удалов, — а музей?
Все же они решили дойти до космодрома и поглядеть на запустение вблизи.
На этот раз улица вела вниз, к широкой реке, разделявшей город надвое. На набережной возле каменного моста они увидели еще один игрушечный городок.
По масштабу он был меньше прежнего раза в два. В таком могли жить только оловянные солдатики — куклы бы не уместились в домиках. Этот городок также был покинут и покрыт пылью.
Там путешественники задержались ненадолго. Тайну этой планеты разгадать они не в силах, пока не встретят кого-нибудь, кто согласится их просветить. Минут через двадцать утомленные до предела путники вышли к окраине города. Дома здесь были одноэтажными, не столь долговечными, как в центре, многие покосились, а то и вовсе рассыпались. Улица была завалена гнилыми досками, штукатуркой и обломками мебели. Так что продвижение к космодрому сильно замедлилось.
Внимание Удалова привлек воробей или схожая с ним мелкая птичка. Воробей летел над самой мостовой, словно искал насекомых. Неподалеку от Удалова птичка ринулась вниз, и взгляд Корнелия непроизвольно проследовал за ней.
К удивлению Удалова обнаружилось, что птичка пытается схватить не паучка или жучка, а махонького человечка, который метался по выщербленной мостовой.
— Кыш, людоед! — гневно крикнул Удалов воробью. — Разве тебе неизвестно, что даже самый мелкий человек — все равно царь природы?
То ли испугавшись, то ли усовестившись, воробей сиганул к облакам.
Острадам не понял, в чем дело, и спросил:
— Ты чего на птиц кричишь?
— Отыскал человечество, — ответил Корнелий, опускаясь на колени. Тихонько, чтобы не оглушить брата по разуму, он сказал дрожащему человеку ростом в два сантиметра: — Не беспокойся, ты среди своих.
Человечек заткнул уши, а Удалов взял его двумя пальцами и поставил себе на ладонь, как это проделывал с лилипутами литературный герой Гулливер.
Сообразив, что опасность ему более не угрожает, человечек оправил свою одежду, приосанился и тонким голоском произнес:
— Человек, которому я несказанно благодарен за спасение моей недостойной жизни, откуда ты прибыл? Ведь космические путешествия у нас давно отменены.
Удалов вкратце поведал лилипуту о своих приключениях, а затем не удержался от прямого вопроса: что же случилось со старинным городом?
Лилипут в ответ на это попросил донести его до соседнего квартала. И пока это недолгое путешествие продолжалось, человечек поведал Удалову и Острадаму о трагической истории планеты.
Оказывается, планета жила, как и положено цивилизованным мирам, развивалась, шагала по пути прогресса и имела контакты с другими планетами. И так продолжалось до несчастного дня, когда власть захватил человек, которого в народе прозвали Тираном. Этот Тиран некоторое время подавлял свободу, искусства и науки, но затем мания величия толкнула его на радикальные действия.
Сам Тиран был невелик ростом, что с тиранами случается нередко. Из-за этого он смотрел на своих подданных снизу вверх и удручался.
— Мне прискорбно сознавать, — признавался он в узком кругу приближенных, — что я превзошел остальных в свирепости, интригах, злодействе и понимании искусства, но уступаю ростом даже среднему подданному. Это несправедливо и должно быть исправлено.
Самый простои путь к исправлению несправедливости был