шло, и Вану Помещику с женой все больше и больше хотелось видеть сына женатым, потому что он был их старший сын и первый наследник, и его сыновья были бы первыми среди внуков. К тому же Ван Помещик хорошо знал, что сын его ходит по чайным домам и там расточает свою молодость, и хотя он знал, что таковы все молодые люди, которым нет нужды работать ради того, чтобы быть сытыми и одетыми, однако беспокоился за сына, и оба они с женой боялись, что если он женится в скором времени, то приведет какую-нибудь ветреную девушку из чайного дома, которую еще можно было бы взять наложницей, но жениться на такой – позорно. Но юноша, когда они говорили ему o своих страхах, безжалостно заводил речь о том, что теперь юноши и девушки освободились от родительской власти, что мужчины и женщины свободны и равны, и много говорил он таких же неразумных речей, и родителям его оставалось только молчать, потому что язык у сына был такой бойкий, что отвечать ему было довольно трудно, и они скоро научились не возражать ему, в то время как он горячо изливал свое недовольство, сверкая глазами на стариков и ежеминутно отбрасывая назад свои длинные волосы и приглаживая их мягкой и белой рукой. Но когда он уходил, выговорившись, потому что был непоседлив и не любил долго оставаться дома, жена с упреком смотрела на мужа и попрекала его:
– Это ты со своими распутными привычками научил его всему этому, от родного отца он научился ходить к девушкам из чайного дома, вместо того чтобы довольствоваться одной честной женщиной.
Она провела рукавом по глазам и вытерла сначала один глаз, а потом другой, чувствуя себя очень обиженной. А Ван Помещик был в большой тревоге, зная, что такое кроткое вступление могло повести к большой буре, потому что чем больше старела его жена, тем праведней и неуживчивей она становилась. Он поспешно встал и сказал очень покорно:
– Ты знаешь, что теперь я уже не тот, что прежде, и всегда слушаюсь твоих советов, и если ты найдешь выход из этой неурядицы, я сделаю по-твоему, обещаю тебе!
Сказать по правде, жена его ничего не могла придумать для усмирения строптивого сына, и Ван Помещик видел, что в ней поднимается раздражение и что ей нужно успокоиться, и потому поспешил уйти из дому. Проходя двором, он увидел, что вторая его жена, сидя на припеке, укачивает ребенка, и торопливо сказал ей:
– Ступай отнеси что-нибудь госпоже, потому что она гневается. Отнеси ей чаю, или молитвенник, или еще что-нибудь, постарайся угодить ей и скажи, что о ней лестно отзывался какой-нибудь священник или еще что-нибудь в этом роде!
Женщина послушно встала и пошла с ребенком на руках, а Ван Помещик, выйдя на улицу и раздумывая, куда бы ему отправиться, благословлял тот час, когда увидел вторую свою жену, потому что, если бы он остался один с госпожой, ему пришлось бы плохо. А вторая жена с годами становилась все более спокойной и кроткой, и в этом Вану Помещику посчастливилось, потому что когда две женщины имеют общего мужа, они часто ссорятся и поднимают крик, особенно если одна из них, а то и обе любят своего господина.
Эта вторая жена утешала Вана Помещика, незаметно помогая ему в мелочах, и делала для него то, чего не хотели делать слуги. Потому что слуги знали, кто глава в доме Вана Помещика, и когда он громко звал кого-нибудь из слуг или служанок, те отвечали: «Да, сейчас иду!», а сами мешкали или совсем не являлись на зов, и если Ван Помещик начинал ворчать, слуга оправдывался: «Госпожа приказала мне сделать то-то и то-то», – и господину приходилось молчать.
Но вторая жена тайком оказывала ему услуги, и она же утешала его. Когда он возвращался с оставшихся у него участков земли не в духе и усталый, она заботилась о том, чтобы ему был горячий чай, а если это было летом, чтобы в колодце для него охлаждалась дыня, и когда он принимался за еду, она садилась рядом: и обмахивала его веером, приносила воды обмыть ему ноги, доставала чистые чулки и башмаки. Ей он изливал и все свои огорчения и нелады, и самыми важными из них были огорчения от арендаторов, и горько жалуясь, он говорил ей:
– Да, а сегодня эта старуха, у которой зубы торчат в разные стороны, мать арендатора с западного участка, налила воды в корзину с зерном, когда ее взвешивал управитель, – он такой дурак, а может быть, и мошенник, и они подкупают его, чтобы он смотрел сквозь пальцы, да я-то видел, как подскочили весы!
И она отвечала, успокаивая его:
– Не думаю, чтобы они тебя обманывали: ты такой умный, я не видывала человека умнее тебя.
Ей же он жаловался и на непокорного сына, и в этом она тоже его утешала; и теперь, идя то улице, он мечтал, как расскажет ей, что госпожа обошлась с ним немилостиво, и предвкушал, как она ответит ему кротко и скажет, как говорила не раз:
– Для меня нет лучше человека, чем ты. И лучшего мужа я не прошу, я готова поклясться, что госпожа не знает, каковы все мужчины, и насколько ты лучше их всех!
Да, устав от сына и жены и от всех своих хлопот с теми участками земли, которых он не решался продать, Ван Помещик все больше привязывался ко второй своей жене и думал, что из всех женщин, за которыми он бегал, только эта одна была ему утешением, и говорил себе самому:
– Из всех, кого я кормлю, только она одна понимает, что я за человек!
А в тот день сердце его особенно переполнилось раздражением на сына, потому что сын снова его огорчил.
В то самое время как Ван Помещик шел, задумавшись, по улице, сын его отправился к одному приятелю и там самым удивительным образом встретился с девушкой, которая понравилась ему. Этот приятель, к которому шел молодой человек, был сыном начальника полиции в том городе, и сын Вана Помещика постоянно играл с ним в кости, предпочитая его общество всякому другому, так как азартные игры были теперь запрещены новым законом, а в случае беды сыну начальника полиции легко было избежать наказания и его приятелям также, потому что отец его был человек влиятельный.
В этот день сын Вана Помещика решил поиграть немного в кости, чтобы облегчить свое сердце от гнева и забыть о докучавших
