Однако же, до мести дело не дошло. Царь Теодорих умер, оплаканный не только своим собственным народом, уже в августе месяце следующего, 526 г. На престол Италии был возведен его внук, десятилетний Аталарих, за и от имени которого правила его мать Амаласвинта (Амаласунта), дочь Теодориха Великого. В сложившихся условиях о столь рискованном предприятии, как война с вандалами, нельзя было и помыслить. Равенна ограничилась адресованной Карфагену «нотой протеста» (выражаясь современным языком).
Будь на месте Гелимера Гейзерих, он бы устроил показательный процесс над убийцею Амалафриды — старым Ильдирихом. Это бы не стоило Гелимеру ровным счетом ничего, зато упрочило бы его положения на престоле, как защитника попранной справедливости. Даже цезарю Юстиниану было бы нечего возразить. Зато было бы достигнуто примирение вандалов с остготами. А уж на то, чтобы ударить разом на остготов И вандалов, у империи «ромеев» сил бы, несомненно, не хватило. Однако Гелимер, вследствие своей неуемной гордыни, неудержимой вспыльчивости, неоправданной (к сожалению) веры в боевую мощь вандалов, в лучших германских традициях, совершенно позабыл о дипломатии и, в результате, создал ситуацию, в которой почти не имел шансов на победу в надвигающейся войне. Он позволил императору Юстиниану последовательно и поэтапно проводить в жизнь, открыто провозглашенную им, внешнеполитическую концепцию возвращения в лоно Римской империи всех принадлежавших ей когда-либо территорий и бить своих врагов по частям. В результате константинопольский автократор смог поодиночке одолеть сначала вандалов, а затем — остготов, победить которых, если бы они объединились, он бы никогда не смог. Поскольку Юстиниан обладал значительно более ясным и прозорливым умом, чем Гелимер, «Ромейской василии» удалось, на первом этапе осуществления концепции «собирания римских земель», разгромить вандалов с помощью остготов, а затем, с помощью захваченного вандальского флота, уничтожить царство остготов в Италии. Расправиться с варварами руками других варваров. К вящей славе Великого, Вечного Рима. Согласно римской державной «сентенции максиме»: «Дивиде эт импера», «Разделяй и властвуй». Ибо «хороший варвар — мертвый варвар». Хитрый иллириец на царьградском троне одолел, с помощью дочери Теодориха, правнука Гейзериха. Проведенного затем, в цепях, словно медведя, на потеху черни. по Второму Риму, под долгие, продолжительные, переходящие в овацию, аплодисменты высокообразованной аудитории, всех этих клириков, секретарей, хронистов и канцеляристов. Аплодисменты, не смолкающие по сей день.
Тем ярче выделяется из этого мистического хора, сопровождающего гибель двух германских царств, вандальского и готского, резкий, точный в выражениях и порой ироничный голос современника событий, заслуживающего нашего особого внимания. Это голос Прокопия, самого выдающегося из светских литераторов переполненного церковными спорами VI в., родившегося в Кесарии, или Цезарее, Палестинской (последнее важно запомнить, потому что Кесарий в Римской империи было несколько) в период 490–507 гг. и скончавшегося в Константинополе не позднее 562 г. Именно этому сыну Стефана, проконсула Палестины, мы, как и многие поколения живших до нас, обязаны основными сведениями о войне «ромейского» полководца Флавия Велизария с вандалами.
Город Кесария-Цезарея (названный в честь Цезаря) Палестинская был построен по велению эллинизированного идумея — царя Иудеи — Ирода Великого, «друга и союзника римского народа», на побережье Палестины, между городами Яффой (ныне — Яфо, часть Тель-Авива) и Хайфой. В определенной степени Кесария была соперницей Иерусалима. Именно в Кесарии в 66 г. п. Р.Х. вспыхнуло восстание иудеев против власти Рима, вылившееся со временем в т. н. Иудейскую войну 66–70 гг. После подавления иудейского мятежа во главе с Симоном Бар-Кохбой в первой половине II в. именно в Кесарии Палестинской римляне подвергли мучительной казни знаменитого тогда рабби Акиву, идейного вдохновителя восставших (хотя и не признавшего в Бар-Кох-бе ожидаемого иудеями мессию). Лишь в конце II в. в городе снова сложилась иудейская община, прославившаяся в III и IV в. своими законоучителями. Тот факт, что в Кесарии жили и отцы церкви Ориген и Евсевий (автор жизнеописания первого римского императора-христианина Константина Великого), поддерживавшие тесные контакты с образованными иудейскими кругами этого города, вполне вписывается в традиционные представления о Кесарии Палестинской как центре духовного образования.
В круг должностных обязанностей проконсул Стефана (предполагаемого) отца интересующего нас историка Прокопия, в отличие от проконсулов времен Римской республики, не входили военные вопросы. Он был фактически главой высшей судебной инстанции крупной и важной провинции Римской империи, имевшим право на личную охрану и прочие инсигнии власти. Многое говорит в пользу того, что члены его рода традиционно занимались интеллектуальным трудом, трудясь преимущественно на ниве юриспруденции и, возможно, имели родственные связи с другими Прокопиями, принадлежавшими к числу духовно развитых, литературно одаренных иудеохристиан. Можно не сомневаться в том, что положение небольшой иудейской общины в палестинском городе, населенном в основном язычниками, было не слишком легким и простым. И потому немало ее членов отделилось от своей общины, став т. н. иудеохристианами, после того, как превращение Римской империи в христианскую (во всяком случае — официально) открыло перед иудеями возможность принимать крещение, не сопряженную уже с опасностью для жизни и здоровья. Но, и став христианами, они продолжали оставаться настолько тесно связанными, если не со своей прежней верой, то со своими прежними обычаями, формами жизни, предпочтениями и интересами в духовно-интеллектуальной сфере, что для обозначения этой специфической группы новых христиан «родом из иудейства» был изобретен почти забытый ныне термин «иуде-охристиане». Бертольд Рубин, известный немецкий византинист, профессор Кельнского университета, писал в данной связи на страницах своей книги о Прокопии Кесарийском, что при изучении труда позднеантичного историка бросается в глаза определенная внутренняя, да и внешняя связь Прокопия с (обращенным в христианство?) иудейством и вообще с его родиной — преимущественно эллинистической, но, тем не менее, тесно связанной с семитской расой. Даже в стиле Прокопия ощущается, если верить кельнскому профессору, семитское влияние. Рубин указывал также на явный интерес Прокопия к семитским надписям, попадавшим в поле его зрения во время африканской экспедиции против вандалов, и его интерес к судьбе сокровищ Иерусалимского Храма. «При длительном и внимательном прочтении сочинений этого автора, они оставляют неизгладимое впечатление особой духовной привязанности Прокопия ко всему, что связано с иудейством, несмотря на его заверения в обратном».
Кельнский профессор (проживавший в основном в Берлине) был очень осторожен в своих утверждениях и почти столь же скептичен, сколь и сам Прокопий. Поэтому он не высказал предположения и не привел самого простого и, кажется, прямо-таки напрашивающегося объяснения данного загадочного, на первый взгляд, феномена — мать выдающегося историка поздней Античности была иудейского происхождения. Она была одной из образованных кесарийских иудеек или, скорее всего, иудеохристианок, взятой в жены римским проконсулом. Аналогичных примеров было немало (взять хотя бы римского императора Тита, разрушившего в 70 г. Иерусалим, ограбившего Храм Единого Бога и едва не сочетавшегося законным браком с иудейской царевной Береникой-Вероникой; а гонитель христиан принцепс Нерон — так тот и вовсе женился на Поппее — иудейке, правда, прозелитке). Прокопий был бы, в этом случае, далеко не первым молодым провинциалом, обязанным уверенностью в себе, образованием, карьерой и успехом вере своей матери в сына, и постоянному, с самого детства, развитию его природных дарований умной и честолюбивой матерью. Кроме того, если верно наше предположение, что Прокопий был сыном проконсула Стефана, у него был великолепный учитель — его тезка Прокопий Газский. Возможно, отец историка, проконсул Стефан далеко не случайно выбрал имя своему сыну. Первого христианского мученика, пострадавшего в Кесарии Палестинской в пору гонений, воздвигнутых на народ Божий императором-язычником Иовием Диоклетианом, звали именно Прокопием. К смерти же он был приговорен одним из предшественников Стефана по должности — проконсулом Флавианом Павлином.
