двух крытых жаровен, стоявших у стены. Люк изумленно выругался. — Подарок от госпожи герцогини, — пояснил командующий почтительно. — Конечно, с нашей инляндской моросью мы не всегда сможем ими воспользоваться, но в дождь и раньяры летают неохотно.
— Она вся изрезана была, живого места не осталось… — дребезжал старый безопасник. Леймин рассказывал, рассказывал, а Люк, улыбаясь, смотрел на трех играющих птиц, таких ярких в сумерках, что начинали слезиться глаза, и холодел от мысли, на что пошла Марина ради Вейна, и почти воочию видел ее, тонкую, гневную, с отчаянием в глазах, натянутую стрелой, истекающую кровью, но продолжающую отсылать в небеса огнептиц.
— Благодарю, Жак, — сказал его светлость, когда Леймин закончил. — Похоже, — он усмехнулся, ощущая и запоздалый страх за нее, и восторг, и гордость, — я очень многого не знаю о своей супруге. Господа, — он повернулся к присутствующим, — мне пора. Мы скоро увидимся, обещаю.
Все окна семейных покоев были открыты. Люк опустился на подоконник одного из них уже в темноте и едва не рухнул от контраста между сильным и гибким змеиным телом и слабостью, навалившейся при обороте.
Марина была там — она, одетая в длинное голубое платье, что-то писала, сидя за секретером, ежась от свежего воздуха с улицы. Повернулась, встала, пока он неуклюже спускался с подоконника и ковылял к ней. Глаза ее были огромными, и губы дрожали — то ли от улыбки, то ли от сдерживаемых слез.
Люк обнял ее, закрывая глаза и почти проваливаясь в сон. Больше не хотелось никуда идти и ничего делать. И Марина обхватила его руками в ответ и начала гладить по спине, шумно вздыхая и, кажется, все-таки заплакав.
У него даже не было сил сказать, чтобы она не плакала, — так хорошо ему было и так хотелось спать.
— Люк, — позвала она, легко поцеловав в висок. Он одобрительно замычал, потерся о ее мокрые губы щекой. — Люк, не спи. Я очень хочу сейчас побыть с тобой, но… Люк. Мама здесь. Она ждет тебя. Места не находит.
Он потряс головой, еле разлепив глаза. Несколько мгновений смотрел на Марину, соображая.
— Где? — прохрипел он.
— В своих покоях, Люк.
Дармоншир двинулся вперед и пошатнулся. И тогда Марина взяла его под руку и медленно повела к дверям.
Леди Лотту он увидел сразу, как Марина открыла дверь. Мать сидела в кресле, в темноте, перебирая молитвенные четки. Здесь пахло горем, пылью и надеждой.
Она вскинула голову, всхлипнула, приподнявшись, — но Люк в несколько шагов преодолел гостиную и почти рухнул перед ней на колени. Леди Шарлотта наклонилась вперед, обняв его, тяжело дыша, молча, судорожно проводя руками по голове, по спине, словно ощупывая, словно не веря, что это он.
— Мама, — проговорил он глухо, — прости.
— Люк, мой Люк, мальчик мой, — наконец выдохнула она, прижала его голову к груди и заплакала, целуя в макушку и раскачиваясь, будто он все еще был маленьким и она качала его, усадив на колени. Подняла его лицо к себе и начала целовать — в лоб, щеки, нос, — улыбаясь дрожащими губами и разглядывая так, словно насмотреться не могла.
Его светлость почувствовал, что и у него царапает в горле и в груди сжимается ком, — поэтому он, виновато кашлянув, приподнялся и крепко обнял мать.
Щелкнул выключатель — Люк обернулся, заморгал: Марина включила свет. Она так и стояла у двери, с неловкостью улыбаясь — глаза у нее были покрасневшими.
— Спасибо, — прошептала леди Шарлотта, и он повернулся к ней. От нее остались одни глаза — в темных волосах появилась седина, у рта прорезались морщины. По его вине. И вине Луциуса Инландера.
Мать тоже всмотрелась в него, ласково гладя по голове, касаясь пальцами пятен ожогов, проводя по выгоревшим бровям. И недоверчиво покачала головой.
— Берни сказал про твои глаза, — проговорила она тихо. — Удивительно. Всего лишь цвет, а как поменял лицо…
— На кого я похож, мам? — спросил Люк хрипло.
Леди Лотта измученно улыбнулась и крепко обняла его.
— На себя, милый, — сказала она ему на ухо. — И на меня, конечно.
Распахнулась дверь.
— И никто мне не сообщил, что ты уже прилетел! — раздался возмущенный голос сестры. Люк поднялся, пошатываясь и щурясь, развернулся, развел руки — и Маргарета влетела в них, едва не сбив его с ног.
— Я сообщил, — обиженно пробасил Берни, тоже появившийся в дверях.
— Поздно! — отрезала Рита, обнимая Люка и улыбаясь во весь рот. Глаза ее блестели. — Боги, ну ты и страшен, братец! Но главное, что живой и даже целый! Главное, выкарабкался!
— Если бы и нет, твоей энергии хватило бы, чтобы меня воскресить, — проговорил он с нежностью.
— Ну точно же, как раньше! Поверить не могу! — она засмеялась и вдруг скривила рот. — Мы ведь все глаза выплакали, — по ее щекам потекли слезы, но Рита продолжала улыбаться. — Это же чудо! — она посмотрела на его руку, недоверчиво потрогала ее. — Но как, Люк? Как? Марина нам, конечно, рассказала, но я хочу знать все с самого начала! Как ты спасся из листолета?
Она еще что-то спрашивала, а у Люка все сильнее кружилась голова. От двери ему смущенно улыбался Берни, и Марина стояла, прислонившись к стене, прикрыв глаза. Они встретились взглядами, и его светлость увидел, почувствовал, насколько она тоже измотана, как ждет момента, когда они смогут остаться наедине, — и что, несмотря на это, готова ждать его всю ночь.
Леди Лотта встала рядом, погладила его по плечу, тревожно вгляделась в лицо.
— Рита, отпусти брата, ему не мешало бы поспать, — попросила она ласково, и Маргарета нехотя оторвалась от Люка, взяла мать под руку. Графиня Кембритч на глазах оживала, словно наливаясь красками, и лицо ее больше не напоминало маску. — Немедленно спать, Лукас Бенедикт, — приказала она строго. — И жену уведи. Ей тоже не помешает.
— Спасибо, мам, — виновато пробормотал Люк, едва удерживаясь от зевоты. Сзади подошла Марина, обняла со спины, потерлась щекой между лопаток, и он чуть не застонал, так тепло и хорошо ему стало.
— Я верну вам его утром, — пообещала она. — Выспавшимся и способным говорить.
— Обязательно, — улыбнулась леди Лотта, и Марина, взял Люка за руку, потянула его к двери. Берни, подмигнув брату, отступил в сторону.
— Но почему?! — возмутилась Рита из-за их спин. — Мы только встретились!
— Выйдешь замуж и поймешь, — наставительно ответила ей леди Шарлотта.
— То есть никогда, — проворчала сестра. И это было последним, что Люк услышал, потому что дальше он шагал за Мариной, уже почти заснув. Когда пришли в спальню, еле доковылял до постели и рухнул в нее, не сняв одежды.
