которые самириец потратил на чтение. Лицо его закаменело, не отражая более ни одной эмоции.
– Вижу. Здесь стоит моя личная печать, отрицать не стану, но я не писал и не приказывал никому писать таких слов! – Асмаррах неспешно передал злосчастный кусок глины стоящему рядом темноволосому великану и посмотрел мне в лицо.
– Мне понятен твой гнев, Всеблагая! Я виноват перед тобой, так как был несдержан, но в моих жилах кипит кровь Кесхала. Я готов заплатить за это. Но не считаю нужным оправдываться за то, чего не совершал, ведь перед всеми только мое слово против его! Клянусь звездами, что видели нас, и луком Серебрянорогого, что слышал меня в тот вечер, я не изменил своим клятвам. А потому скорее бы позволил убить себя, чем поднял свой клинок на владыку Кареша!
Я перевела свой взгляд на хоннитского царевича. На его осунувшемся, перепачканном пеплом лице играла нехорошая улыбка.
– Много ли стоят слова грязного вора и захватчика? Много ли стоят слова того, кто осквернил ритуал и надсмехался над Богами? – глаза Энмера снова наполнились нездоровым торжеством.
– Позволь сказать и мне, дочь владыки Кареша, наследница моего господина! – низкий голос Ремишмата прогрохотал над долиной, перекрыв оскорбления хоннитского царевича. – Самирит прав в том, что не желает оправдываться. Ни у кого из нас нет оснований верить ему или его людям на слово. Мудрые всегда говорили, что в таком случае лишь Богам видна правда. Перед нами слово благородного Энмера, столь любимого нашим владыкой, против слова наследника Самира. Пусть же все решит кровь! Боги рассудят!
За спиной послышались одобрительные удары клинков о щиты. Гул все нарастал и был подхвачен войсками с самирской стороны. Вскоре грохот настолько давил на уши, что почти прижимал к земле, заставляя сердце стучать в унисон.
– Смотри, мальчик, люди требуют боя! Чего ж ты не рад? Разве ты не мечтал об этом? – насмешливо спросил Асмаррах у изрядно побледневшего Энмера. Царевич явно предпочел бы иное развитие событий.
– Я не боюсь тебя, наглый вор! Но на тебе доспехи и в твоих руках меч, а я ранен и связан! Где же тут справедливость? – огрызнулся хоннит.
Грохот внезапно стих, Ремишмат на колеснице поднял руку с клинком, прося внимания.
– Каждый видит, что силы не равны. Может быть, кто-то другой хочет вступить на защиту отважного царевича Энмера?
– Погоди! – Асмаррах прервал карешского полководца громко и бесцеремонно. – Я хочу боя только с ним и уравновешу силы!
Царевич пошел вдоль рядов своих воинов, снимая с себя доспехи, пока не остался в своих смешных штанах и сапогах. Только теперь я заметила, что на теле самирского предводителя красуется несколько крупных свежих синяков. Очевидно, он не прятался за спинами солдат, а предпочитал сражаться в первых рядах.
У Энмера же, при всей его худосочности, синяк был только один, под левым глазом, но на всю скулу. Авторство было очевидно.
– И поскольку я все равно сильней, чем соперник, – продолжил меж тем самирский наследник, рассекая веревку на руках противника, – я готов сражаться другой рукой. Но даже так мой клинок будет для тебя опасен, щенок!
Царевич переложил оружие в левую руку, и сразу стало заметно, что это для него непривычно.
– Дайте мальчишке меч, дайте ему все, что он захочет и начнем! Я устал уже видеть эту наглую рожу! – он шел по широкому кругу, осторожно проворачивая короткий клинок в левой руке, словно бы привыкая к ощущениям. Гаруул же оттянул меня назад и вбок, почти к самой колеснице, освобождая место для боя.
Загрохотали щиты. Бойцы заскользили вдоль круга, примеряясь. Первым решился на выпад более неопытный и нетерпеливый Энмер, и он был быстр. Месяцы тренировок и походов не прошли даром. Жилистое тело змеей скользнуло вперед и немедленно отпрянуло. Асмаррах увернулся, но парировать не смог. Лезвие клинка скользнуло по коже, оставив алый след. И только сейчас мне стал хорошо виден страшный кровоподтек на левом плече. Да с таким даже просто двигать рукой причиняет боль, куда уж там воевать! Я дернулась вперед, но Гаруул держал мою руку.
– Госпожа, не нужно! – тихо зашептал он, утягивая меня еще немного дальше от зоны боевых действий. – Командир сделал выбор и не примет помощи. Ты только все испортишь! Лучше молись, чтобы великая Иинат была на стороне того, кому ты желаешь победы.
В этот момент Энмер снова атаковал. На этот раз зазвенели мечи и хоннитский царевич, потеряв равновесие, едва не упал.
– Это все, что ты можешь? Ну, давай же! Нападай! – Асмаррах насмешливо улыбался. Он продолжал пятиться, иногда, словно бы нарочно, открываясь, чем снова спровоцировал противника.
Новый удар ушел «в молоко» и хоннитский воитель опять потерял равновесие. Вот только на этот раз Асмаррах не отступил, а, провернувшись, легонько отвесил противнику пинка по мягкому месту. Энмер, взмахнув руками, упал на землю, но самириец нападать не стал, давая противнику подняться.
Но как ни ловок был самирский наследник, удары юного царевича нет-нет, а достигали цели. Бронзовое тело Асмарраха уже был отмечено несколькими царапинами, из которых струилась кровь.
– Чего же он ждет! Почему не закончит эту бессмысленную битву? Не может? – шептала я все еще удерживавшему меня Гаруулу, но тот лишь двусмысленно хмыкал в бороду, иногда досадливо цокая языком, когда его командир получал очередную рану.
А противники все кружились. Негромко, отбивая ритм, грохали щиты, а вместе с ними и мое сердце. Солнце меж тем село, теперь лишь светлое небо посылало в ущелье свой скудный свет. Зажглись сотни факелов, и в их неверном свете все происходящее начало напоминать отдельные кадры из фильма.
Наверное, потому я и пропустила момент, когда Асмаррах перешел в нападение. Только что между противниками было почти два шага и вдруг… Лязгнули клинки, потом еще и еще, и вот уже Энмер валяется на спине, прижатый блестящим от крови телом самирита, а его клинок начинает свое смертоносное движение к горлу поверженного врага.
– ОСТАНОВИСЬ! – мой отчаянный крик разрезает тьму, заглушая ревущую толпу.
Не знаю, как мне удалось вырваться из железных тисков телохранителя, наверное, свою роль сыграла неожиданность. Почувствовав свободу, я ринулась в круг, едва сохраняя равновесие.
– ОСТАНОВИСЬ! – рука Асмарраха дрогнула, но замерла, едва коснувшись кожи врага. Он поднял на меня глаза, и я оторопела. В темных омутах зрачков снова плясало неистовое пламя, готовое вырваться наружу
