другими существами, хищными, опасными, давно истребленными людьми. Тогда он и вышел к границам двора Света, так про себя он назвал кленовый бор, где встретился с Эльером. Эльер познакомил его с остальными, показал прекраснейших из женщин. И Авит был счастлив. До тех пор, пока на глазах у них не поймал и не освежевал одну из рыбин, что буквально выпрыгивали из озера в его руки.
— Мерзость, — наградили его эльфы прозвищем-проклятьем, — мерзость.
Разлетелись вести об эльфе с севера, что не умел творить иллюзии, не питался лишь фруктами и солнечными лучами и не водил дружбы с единорогами. От Авита сбегали, как от чумного, и только Эльер все еще навещал его раз в столетие, смотрел, как Авит берет под контроль окружающие его племена, строит городища и огромные ладьи, что отправляются к берегам других земель за краем бушующего холодного моря. Воины его, чаще всего сыновья от смертных женщин жили гораздо дольше обычных людей, обладали нечеловеческой силой, они заплетали свои волосы в косы, обагряли их кровью врагов и пели песню своему повелителю и прародителю. Дочерей у Авита не было, пока одна из поддавшихся страсти и желанию почувствовать неизведанное эльфийка не родила ему дочь. И та также как и Авит не любила солнечный свет, предпочитая ему сияние Луны, питалась мясом и могла призывать хищников. У Авита родилось еще трое дочерей от разных эльфиек. В какой момент одна из них попробовала человеческую кровь, Авит не знал. Но оказалось, что укус ее не убил мужчину, кровь которого она выпила в момент страсти, а превратила в их подобие, вечного раба, верного своей создательнице. Создание это нуждалось теперь уже в ее крови, или испытывало приступы безумия и бескрайнюю жажду убийства. Строжайшим образом запретил Авит создавать новых немертвых и, казалось, дочери послушались запрета отца. Пока одна не обратила в бессмертного радость своего сердца, также поступила вторая и третья. Но Авит простил их, ведь их вела любовь, а для эльфов любовь священна. Они родили детей, еще меньше похожих на эльфов. Те уже рождались с жаждой крови, выпивая молоко своих матерей прокусывая их грудь и слизывая капли.
Двор Авита даже окрестили Темным, эльфы сторонились его, не желая смешиваться с мерзостью, люди, те что были сильны и суровы, напротив, любили. Авит даровал богатство, возможность забивать до отказа брюхо, а в замен лишь требовал по глотку крови в месяц с каждого своего жителя. Ведь новую расу нужно было кормить. Раньше укус их не был так заразен, обращался укушенный только тогда, когда создатель забирал его жизнь, а затем тянул душу из небытия, заточая обратно в земную плоть.
Так могло продолжаться долго. Но вмешалось провидение. А именно старый эльфийский король — повелитель всех эльфов запада, востока и юга ушел в вечность. Тысячу лет назад эти земли сами выбирали своего правителя, и конечно правитель должен был быть эльфийской крови. Из света, смеха и добрых снов сплеталась над головой его или ее корона, становилась частью избранного, даровав немыслимые возможности. Он ходил тайными тропами, становился неуязвимым к оружию и яду и только зов вечности могл забрать его жизнь. Эльфы светлого двора терпели Авита, пока он обитал за снежными скалами, они могли делать вид, что не знают о его существовании. Но их гордость не вынесла удара, когда на волосах его появилась корона. Не из света, а из тьмы и ночных кошмаров. Когда в землях его появились не прекрасные единороги, а злые водяные кони и мантикоры. Славили хищники своего повелителя, несли ему добычу, а люди склонили колени перед Королем всех Земель от Срединного моря до Северного океана.
И самым обиженным чувствовал себя Эльер. Ведь он был единственным сыном старого короля и знал достаточно о правилах наследования среди людей. Эльфы не признали нового правителя над собой, окончательно окрестили владения Авита темным двором, а его самого Королем Льда. Колдуны, светлые эльфы, оборотни и люди – все они объединились и пошли на них войной. Его пытались убить. Но он был силен. В него стреляли, его сжигали, травили, разрывали на части. Но Авит не умирал. Он отращивал заново отрубленные конечности, он купался в крови своих врагов, заращивая ожоги до самых костей в считанные часы. Корона, призванная на его голову самим мирозданием или злым роком защищала его. Вид ее на белых как снег волосах вопил о правах Авита на этот мир. И тогда ему срубили голову, сорвали с волос Венец, а сами волосы обрезали. Тело его сожгли, и пепел развеяли над реками и озерами. Но корону нельзя отобрать силой, и венец погас, превратившись в пожирающий жизни артефакт.
На том месте, где убили Авита добровольно отдала свою жизнь одна из матерей его дочерей, она обратилась в иву с каменными листьями, которая должна была удержать душу Авита в вечном сне, не давая ей возродить тело, не давая выйти на новый цикл жизни. Потому что даже мертвый Король – король, которого найдет его корона.
Его дочерей убили одну за другой, самых сильных воинов истребили безжалостно. Та жалкая горстка, что осталась, смогла воздвигнуть горную гряду, за которой и укрылась от преследователей. Вот такова история страшных кровососов, которые ныне терроризируют мир. Вот такова история савойя, которые раньше были эльфами темного двора.
— Но при чем здесь я? — с грустью в голосе поинтересовалась душа Луны. Ей было жаль Ледяного короля и того, во что его превратили. Но и себя было тоже жаль.
— У каждого проклятья есть способ его снять, лазейка, которая откроет доступ к реальности. Такова суть нашей магии. Меня могла позвать лишь душа существа, подобного мне, моя вторая половина, предназначенная провидением и моей волей. Эльфийка-савойя, королева темного двора, способная убивать. Рожденная, чтобы отдать себя мне.
Луна хотела было отпрянуть, прекратить распутывать сеть, сковывающую его, но не могла. Душа ее рвалась к нему, признавая его правоту. Желала отдать ему без остатка свой свет и свою силу. Авит пошевелился, вздохнул тяжело, чувствуя наконец желанную свободу. Собрать тело было легко, он давно подтащил его к своей могиле. Каждая песчинка вокруг алтаря хранила его часть. А вот с возвращением магии было сложнее и большее. Правда не для него…
— Если бы ты сдержалась, не отдалась колдуну, мне не пришлось бы брать всю твою силу. Все бы прошло куда более приятно. А так… прости, любовь моя.
Острые клыки явились из воздуха и рассекли
