с судовым журналом, фотографиями и техническим актом. В службе мореплавания узнаю, что капитан судна предъявил документы на значительные повреждения судна. Вижу на фотографиях разбитую шлюпку, повреждения шлюпочной палубы, искореженный парадный трап и понимаю, что нанести такие повреждения, без повреждений своему судну просто невозможно. Приходит мысль, что это не иначе, как результат навала на береговой кран, о чем говорю наставникам. Те задумываются и соглашаются. Идем к начальнику пароходства.
Двадцать минут, стиснув зубы, выслушиваем гневную речь и обвинения в клевете и фальсификации документов. Не имея возможности сказать хотя бы слово, кладу на столь судовой журнал, документы и показываю билет на обратный самолет через час, прошу разрешения отбыть. Аносов отдает распоряжение капитану-наставнику готовить приказ о моем снятии.
Замены нет, и я выхожу в рейс, не дождавшись приказа. В последствии узнаю, что старпом поврежденного судна во всем признался — судно совершило навал на береговой кран в Калининградском порту. Капитан его был рекомендован Аносовым на должность наставника, но так им после этого и не стал. Передо мной никто, разумеется, не извинился.
К тому времени в пароходстве по инициативе начальника Отдела труда и заработной платы, очень известной и энергичной женщины, было принято решение о предоставлении морякам выходных дней в море, в целях снижения задолжности непосредственно в рейсе. Разумеется, это вызвало возмущение. Кто же на судне даст выходной в хорошую погоду, а во время шторма весь экипаж, если и не работает, то находится в постоянной готовности — мало ли что может случиться.
В Клайпеде в то время проводится совещание пароходств Балтики по создание Литовского Пароходства. На нем присутствует Аносов и наносит визит на судно, на котором разъясняет смысл нового приказа ОТИЗа, но экипаж линейного судна находит массу неопровержимых аргументов против, предлагая работникам на берегу проводить выходной день в кабинетах, не выходя из здания. При этом в отличие от судна без качки, с коньяком, женщинами и телевизором. Такого начальник стерпеть не может, горячится, но не отступает и ставит точку дискуссии словами: — Берег есть берег, а море есть море. Не хотите плавать — можете увольняться.
Не заходя ко мне в каюту, он покидает судно и приходит вновь на следующий день без предупреждения к восьми вечера. Разумеется, на судне к тому времени только вахта старпома, мы с радистом сражаемся в бильярде Интерклуба. О визите начальника меня извещает начальник охраны порта, и я подхожу к судну, когда Аносов после бурной дискуссии со старпомом уже садится в "Волгу".
На совете пароходства он скажет, что экипаж "Кейла" даже не соизволил собраться для встречи своего начальника, а капитан и командиры демонстративно пьянствовали в интерклубе. Что ж: "Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку", а вот старпому Бурданову он припомнит вскоре все. На вопрос начальника, где экипаж? тот тогда ответил — отдыхает на берегу.
— А почему я вечером, после работы я продолжаю работать и иду к вам в свое личное время, а экипаж судна соизволит отдыхать? — с возмущением спрашивает Аносов.
Не найдя другого ответа, Бурданов шутя, говорит с улыбкой: — Вы же сами сказали вчера — "Берег есть берег, а море есть море". Вот мы и живем по законам моря.
"Шутить с начальством — класть голову в пасть льва" — говаривал капитан Юдович и был, как всегда прав.
Беда одна не приходит. В рейсе на обратном пути следуем Кильским каналом в плотном тумане. При отходе от палов в расширении встречное немецкое судно финской линии, наваливается на левый борт и делает приличную вмятину в районе двух кают. Благодаря хорошим связям, вопрос решается на месте, и надвое суток мы становимся на ремонт в порту Киль. Работу, которая в Локса заняла бы больше недели, немцы делают за тридцать часов. В последствии узнаю, что это спасло меня от сурового наказания, но премии все же лишают.
Однако на этом наши беды не заканчиваются. Вскоре в порту Бременхафен мы стоим под выгрузкой, когда швартуется большое немецкое судно "OLGA OLDENDORF". Оно наваливается на огромный козловой кран, который от удара накатывается на нас и сносит все, что выше нашей трубы: поднятые грузовые стрелы, верхнюю часть мачт, антенны радиостанции и радиолокатора, топовые огни, прожектора. К счастью выдержали наши швартовые конца и нас не понесло по течению.
Но немцы есть немцы, а "орднунг" для немцев дело святое, да и новое судно из первого рейса пришла встречать сама хозяйка Ольга Ольдендорф, оказавшаяся не только симпатичной средних лет женщиной, но отличным бизнесменом. Уже через полтора часа над нашими чертежами колдовали инженеры судостроительного завода "Бремен Вулкан", а шустрые работяги снимали и грузили на огромные прицепы все, что было повреждено. Мы потирали руки в надежде постоять в ожидании и отдохнуть недельку другую, но на третий день меня заставили принимать все в работе. Немецкая точность и здесь оказалась потрясающей, придраться было не к чему. Провожая нас в обратный рейс, Ольга Ольдендорф поразила меня окончательно, заставив рассчитать оплату экипажа и питание за сутки задержки, и все оплатила наличными, которые пришлось через агента переводить на счет пароходства. Прибывшим в Клайпеду работники технического отдела пароходства оставалось лишь удивляться, глядя на фотографии, меня же обвинили в том, что я не подал морской протест, посчитав это ненужным при том отношении, которое проявила владелица судна-виновника, сразу же подписав чек на полную сумму ремонта, затребованного заводом.
И еще об одном, очень важном эпизоде мне хотелось рассказать. В тот год наш премьер министр А.Н. Косыгин отдыхал в Паланге. Врачи из-за болезни сердца запретили ему Крым и Сочи. Для него построили отдельное здание, но он него отказался и проживал в номере пансионата, разумеется, предназначенного для партийной элиты. Совершая поездки по курортному парку и городу на велосипеде, он обратил внимание на обилие милиционеров, о чем сказал руководству республики. В Паланге в то время отдыхало много деятелей дружественных социалистических стран, курорт был весьма популярен и без них, быстро строился, превращаясь, как тогда говорили в союзную здравницу. Несмотря на это милиция в форме исчезла с улиц напрочь.
Алексей Николаевич был человеком очень скромным и трудоголиком, а потому отдых совмещал с работой и решил узнать на месте, как обстоят дела у рыбаков тогда очень крупного объединения литовского рыболовного флота. В месте с ним отдыхал космонавт Герман Титов, с которым я ранее встречался в пансионате Совмина ЭССР в Лохусалу. Он то и рассказал мне о предстоящем посещении Косыгиным рыбного порта, повергнув в панику присутствующего
