Она пронзительно посмотрела мне в глаза. После недолгих колебаний, она выдвинула ящик, не отрывая от меня глаз, достала один зажим и вопросительно посмотрела на меня.
— Генитальный зажим, — объяснил я. Затем обошел вокруг комода и встал рядом с ней. Она быстро положила его обратно в ящик и достала зажимы для сосков, соединенных цепочкой. — Некоторые из них вызывают боль, но большинство предназначены для удовольствия, — пробормотал я.
— А это что?
— Зажимы для сосков.
— Обоих? Сосков?
Что за вопрос? Я не могу, она такая смешная.
— Да, ведь тут два зажима, детка. Они для обоих сосков, но это не то, что я имел в виду. Именно эти вызывают одновременно и удовольствие, и боль.
Наверно лучше продемонстрировать их в действии. Я взял у нее зажимы.
— Дай твой мизинец.
Она сделала так, как я сказал, и я нацепил зажим на мизинце. Она заметно расслабилась, когда поняла, что это не так уж и больно.
— Ощущение очень интенсивное, но больше всего удовольствия и боли ты получаешь, когда их снимаешь. — Она сняла зажим с пальца и на ее лице мелькнуло удивление.
Да! Это хороший сигнал.
— Эти мне нравятся, — пробормотала она будничным тоном.
Внутренне я прыгал, как ребенок от счастья.
— Неужели, мисс Стил? — с улыбкой спросил я.
Она смущенно кивнула и положила зажимы обратно в ящик.
Я хочу показать ей свои любимые. Интересно, как она на них отреагирует.
— Вот эти регулируются, — я протянул их ей.
— Регулируются?
— Ты можешь закрутить их крепче… или нет. В зависимости от настроения.
— А это что? — спросила она, достав следующий девайс.
— Это игольчатое колесо Вартенберга.
— Для чего?
— Дай мне твою руку. Ладонью кверху.
Режим демонстрации, как выяснилось, самый верный. Она протянула левую руку, прежде чем провести колесом, я нежно провел по ее руке, у нее такая нежная кожа, а потом провел колесом по ее ладони.
— Ай! — в удивлении воскликнула она, но по реакции я понял, что ей было не больно, а щекотно.
— Теперь представь, что это колесо прикладывают к твоей груди.
Тяжело дыша, она одернула руку.
— Анастейша, существует незримая черта между удовольствием и болью, — мягко прокомментировал я и убрал колесо в ящик.
— А бельевые прищепки? — не унималась она.
— С ними можно сделать очень много.
Она положила их обратно в ящик и закрыла его.
— Всё? — в удивлении спросил я.
— Нет… — она выдвинула четвертый ящик, набитый кляпами и достала один из них.
— Круглый кляп. Чтобы ты не дергалась, — уже на автомате проговорил я.
— А как же мягкий предел? — пробормотала она.
— Я помню наш разговор. Но ведь ты можешь дышать. Твои зубы сжимают мячик.
Забрав кляп из ее рук, я сжал мячик пальцами, показывая, как во рту его сжимают зубы.
— А ты сам испробовал что-то на себе? — неожиданно спросила она.
Черт. Мне не хотелось поднимать эту тему, но ответить нужно.
— Да, испробовал, — сказал я, глядя на нее.
— Чтобы приглушить свои крики?
— Нет, его назначение не в этом.
Почему она во всем видит боль?
— Анастейша, тут дело в контроле. Насколько беспомощной ты себя почувствуешь, когда ты связана и не можешь говорить? Насколько ты можешь мне доверять, зная, что ты полностью в моей власти? Это я должен видеть по твоему телу и твоим реакциям, а не слышать из твоих слов. Это делает тебя более зависимой от меня, а мне дает полнейший контроль.
Это, наверно, самый точный ответ, который я смог ей дать.
— Ты говоришь так, словно тебе этого не хватает, — неуверенно сказала она.
— Это то, чем я владею, — пробормотал я, потому что больше не знаю способов контроля.
Я не могу отрицать, что мне нужно ее контролировать. Я очень хочу, чтобы она доверяла мне.
— Ты обладаешь властью надо мной. Ты ведь знаешь, — прошептала она.
— Правда? Ты заставляешь меня чувствовать… мою беспомощность.
Потому что я знаю, что она в любой момент может уйти от меня, если я допущу какую-либо ошибку.
— Нет! Почему?
— Потому что ты единственная из всех моих знакомых, кто может действительно меня ранить.
Я протянул руку и заправил выбившуюся прядь ей за ухо. Только ей удалось пробить мою броню, которой я окружил себя, чтобы ничего не чувствовать. Я еще не забыл, как мне было больно ее потерять. Это чуть не сломало меня. Благодаря Флинну мы снова вместе, потому что именно он подсказал мне, что нужно сделать, чтобы ее вернуть. Я безгранично буду благодарен ему за это.
— Ох, Кристиан… это обоюдно. Если бы ты не хотел меня… — она вздрогнула и опустила глаза на свои пальцы. — Меньше всего на свете я хочу тебя обидеть. Я люблю тебя.
Она протянула руки и нежно провела пальцами по моим вискам, щекам, глядя на меня искренним взглядом.
Я должен научиться ей доверять. Она чувствует ко мне тоже самое, и тоже боится боли от разлуки. Мы любим друг друга.
Я потянулся навстречу ее ласковым прикосновениям, бросил кляп в ящик и обнял ее за талию, притягивая к себе.
— Мы закончили показ? — спросил нежно и вкрадчиво, передвигая руку на ее затылок.
— А что? Что ты хочешь сделать? — кокетливо спросила она.
Я наклонился и нежно поцеловал ее. По моему телу пробежался электрический разряд. Ана ответила мне на поцелуй, превращая его в глубокий и страстный.
Черт.
Остановись Грей! Не будь похотливой скотиной!
— Ана, ты сегодня едва не пострадала, — напомнил я.
— Ну и что? — невозмутимо спросила она.
Только бесчувственная тварь способна склонить в постель девушку, которую несколько часов назад чуть не изнасиловали.
— Как это «ну и что»?
Я вообще ничего не понимал.
— Кристиан, со мной все в порядке.
— Когда я думаю, что могло случиться… — я крепче обнял ее и уткнулся лицом в ее волосы, вдыхая ее неповторимый аромат.
— Пойми, наконец, что я сильнее, чем кажусь! — прошептала она мне в шею. Ее дыхание обжигало и возбуждало.
— Я знаю, что ты сильная, — спокойно согласился я, целуя ее в макушку, а потом отпустил. Я не могу сегодня себе позволить ее соблазнять, ей нужно прийти в себя.
