Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
к периоду небывалой социальной стабильности, когда подробности политических событий стали гораздо менее интересными, чем статистика о росте экспорта и импорта или данные о скачкообразном росте подоходного налога.
Это была par excellence (квинтэссенция), Викторианская эпоха.
3. Внешняя политика: от Палмерстона до Дизраэли
Принципы, лежащие в основе внешней политики либералов к концу XIX в., были исключительно просты. Это были принципы «вдохновленного торговца», человека с мешком товаров для продажи. При поддержке военно-морского флота, гораздо более многочисленного, чем флот какой-либо конкурирующей державы, экономическое проникновение Британской империи и Дальнего Востока продвинулось вперед. В Европе всячески избегали любых затруднительных положений, причем британское влияние использовалось только для того, чтобы помешать какой-либо державе занять доминирующее положение. С более сильными государствами обращались с крайней осмотрительностью, а мелкие государства запугивали всякий раз, когда запугивание казалось выгодным.
Воплощением этой политики являлся лорд Палмерстон, который заправлял всеми делами в министерстве иностранных дел почти без перерыва с 1830 по 1865 г. В делах внутренней политики Палмерстон придерживался доктрины наиболее реакционной части вигов. В области внешней политики он совершенно незаслуженно пользовался репутацией либерала. Маркс в 1853 г., после тщательного изучения всей доступной тогда информации, прямо заявил, что «Палмерстон был продан в Россию на несколько десятилетий». До сих пор невозможно сказать с уверенностью, насколько это правда, но по крайней мере ясно, что политика Палмерстона сыграла на руку России.
Он подстрекал поляков к восстанию, обещав им помощь Англии, и затем предал их точно так же, как он предал датчан в 1864 г. Он одобрил отправку русских войск на подавление венгерской революции в 1848 г. Он поддерживал революцию в Италии в надежде, что объединение Италии ослабит Австрию и таким образом косвенно укрепит Россию. Во время восстания горных племен в Дагестане около 1850 г. Палмерстон сыграл такую же роль, как Самуил Хор в отношении недавнего завоевания Абиссинии Муссолини. Именно Палмерстон с поспешностью признал Наполеона III после совершенного им coup d’etat (государственного переворота) в декабре 1851 г., и не кто иной, как Палмерстон несет главную ответственность за грабительские войны против Китая в 1840 и 1860 гг.
Тем не менее после 1850 г. столкновение Англии и России стало явно неизбежным. Поражение революционного движения во всей Европе, явившееся в значительной степени результатом вмешательства России, оставило последнюю без соперников на материке. Австрия пребывала в состоянии упадка и банкротства; Германия по-прежнему была разделена на множество мелких государств, еще не покорившихся главенству Пруссии; Франция, где борьба была наиболее ожесточенной, продолжала находиться в взбудораженном состоянии. Россия играла роль «великого оплота, резервной позиции и резервной армии европейской реакции».
Что вызывало наибольшие опасения, так это то, что наступление России поставило под угрозу интересы британской буржуазии по двум направлениям. Прежде всего в Азии, где Россия пожирала Туркестан огромными кусками. И во-вторых, наступление России на Индию также вызывало тревогу, поскольку Индия теперь становилась краеугольным камнем всей структуры британской промышленности и финансов[51].
В 1850 г. непосредственная угроза для Индии была еще не так близка: ближе была угроза с ситуацией в Турции. С развитием пароходства средиземноморский путь в Индию и на Восток снова приобрел большое значение. Морской путь, проходящий мимо мыса Доброй Надежды, все еще представлял большие трудности для пароходов, и, кроме того, по-прежнему ощущалась нехватка угля. Поэтому примерно с 1835 г. было организовано регулярное судоходство из Англии в Александрию и из Суэца в Индию. Суэцкий канал открылся только в 1869 г., но планы его строительства уже вовсю продвигались. Неуклонно возрастающее значение этой части Средиземного моря явилось одной из веских причин пристального интереса, проявляемого как Россией, так и Великобританией к святым местам в Иерусалиме около 1850 г.
Русское проникновение в Турцию не только дало бы России возможность оседлать дорогу в Индию; это также позволило бы ей занять господствующее положение в восточной части Средиземного моря, где сосредоточились прямые интересы как Франции, так и Великобритании. Присутствие же русских войск на Дунае превратило бы и без того уже сильную позицию России в Центральной Европе в безоговорочно главенствующую. Весь Балканский полуостров в это время находился под властью Турецкой империи, но ее господство все больше ослабевало, и среди населения Сербии, Болгарии и Румынии набирало обороты сильное национальное движение. В планы царского правительства России входило овладеть этим движением и использовать его в целях ослабления как Турции, так и Австрии.
Какими бы исключительно эгоистичными ни были мотивы Великобритании и Франции в развязывании Крымской войны, победа России стала бы настоящей катастрофой для прогресса и демократии во всей Европе. Именно понимание этой угрозы и делало Крымскую войну чрезвычайно популярной в Англии, в которой основная оппозиция исходила из группы Брайта – Кобдена. Со стороны эксплуататоров Индии и Ирландии или авантюрных биржевых акул, оказавших поддержку коротышке Наполеону, было абсурдно и крайне лицемерно поносить тиранию русского царизма, но у народных масс, в чьей памяти была еще свежа судьба Польши и Венгрии, ненависть к царизму была велика и искренна.
Мнимые причины войны – охрана святых мест и защита притесняемых христианских меньшинств в Турции – были совершенно тривиальными. Длительная дискуссия, предшествующая началу войны, характерна тем, что британское правительство, согласившись пойти на компромисс с Россией, сразу же принялось подстрекать турецкие власти не подчиняться им, неофициально обещая Турции через лорда Стратфорда-де-Редклиффа, посла в Константинополе, морскую и военную помощь в случае войны.
Военная оккупация, центральное место в которой занимала осада морской базы и крепости Севастополь, представляла собой одну длинную серию грубых ошибок. Севастополь легко можно было взять в любое время на протяжении шести недель после битвы при Альме (20 сентября 1845 г.), но французские и британские командиры из излишней осторожности решили приступить к осаде по всем правилам, но на успешное завершение операции у них не хватило сил. Вскоре осаждающих застигла зима, а у них не имелось ни надлежащей организации, ни необходимого снаряжения. Тысячи людей умирали от болезней и холода, и позднее Флоренс Найтингейл заявила, что из 25 тысяч погибших английских солдат 16 тысяч были обречены на смерть из-за неэффективности военной системы[52].
Война была успешной только потому, что русские генералы и руководители оказались еще более неумелыми вояками. Вскрылась внутренняя слабость царизма, о которой внешний мир и не подозревал, слабость, которая еще более ярко проявилась в Русско-японской войне 1904 г. Россия, экономическое и социальное развитие которой все еще находилось в XVIII в., оказалась все менее и менее способной вести крупномасштабную войну в точном количественном соотношении, поскольку растущая механизация войны требовала наличие развитой машинной индустрии. В 1854 г. этот
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
