и некоторых тощих кустарников; другие, например, Большие Барсуки, довольно обильны кочковатой, щеткообразной травой; те и другие холмисты, волнообразны, подобно внезапно остывшему среди бури морю, и совершенно лишены пресной воды, кроме мест, прилегающих к Сыр-Дарье и Яны-Дарье. Но благодетельная рука Провидения оделила их водой на самой незначительной от поверхности глубине; почти всюду находят в двух и в трех аршинах глубины воду, хотя большей частью горькую, солоноватую, однако употребляемую для питья туземцами.
Лес, или правильнее перелески, составляют здесь самую ничтожную часть: за исключением Аирю-Рук, находящегося на скате горы того же имени и знаменитого более по преданию, чем по нынешней своей обширности, Кандагача (красного леса), состоящего из ольхи и частью осины, довольно значительных перелесьев по берегам Илека, и кустарников тальника, с примесью ольхи, растущих в некоторых местах по Эмбе и Темиру, – описываемый участок не представляет ни тени от зноя, ни другого горючего материала, как кизик летом и корни некоторых трав, или чилижник, кук-бек и другие тощие кустарники, а главнейше камыш и чий зимой. Строительный материал здесь не известен.
Вот выводы этого краткого обзора: за исключением северной полосы края, примыкающей к Уралу, и идущей по Илеку к Мугоджарским горам, 9/10 всего пространства между Эмбой и Усть-Уртом, морем Каспийским и Мугоджарскими горами, совершенно бесплодна, покрыта камышами, солонцами и песками, на которых с трудом находит скудную пищу верблюд, самое неприхотливое из всех животных.
Киргизская степь, как известно, служит единственным путем сообщения нашего со Средней Азией, так же как единственными посредниками между нами и среднеазиатцами, азиатские караваны. Пути через степь подвержены всем случайностям, какие только может представить, на таком огромном пространстве, отделяющем оседлые народы, пустыня, занимаемая дикими, кочевыми народами. Через описываемый нами участок Киргиз-Казачьей степи, пролегают пути, по направлению в Бухару из Оренбурга и в Хиву из Оренбурга, Калмыковской крепости и Сарайчика. Первым путем проходили мы до Больших Барсуков и несколько далее.
Из прилагаемого журнала видно, что мы до самых Мугоджарских гор держались пути, по которому следовал Посланник наш Негри в Бухару в 1819 году, с незначительным в некоторых местах уклонением. На всем этом пространстве, мы имели почти везде хорошие корма для верблюдов и лошадей (кроме вершины Кубелей-Темира), большей частью хорошую и в достаточном количестве воду и кустарник или коренья некоторых растений для топлива, а по Илеку много дров. В Мугоджарских горах, на ночлеге близ Айрю-рюка, мы уже ощутили недостаток воды; далее, долины Каульджира, представили нам все удобства при переходе; вода была хотя несколько солоноватая, но в достаточном количестве. Зато все лишения этого рода мы испытали, когда Хивинские посланцы, заставили нас уклониться от настоящего нашего пути и кочевать в песчаных окрестностях Мен-Авлия. Здесь встречали мы правда купы колодцев, по 10-ти и 15-ти вместе, на довольно дальнем расстоянии, свита от свиты; но в них вода была горько-солоноватая, дурного запаха, и в таком малом виде, что ее вычерпывали кочевавшие с нами аулы до того, что лошади, принадлежавшие каравану, дня по два не имели воды, или имели очень скудную и дурную, а верблюдов не поили дня по четыре. Собственно мы всего более терпели недостаток в воде. Травы здесь также очень скудны. Вообще страна, заключенная между Каульджиром и Улу-Иргизом, за исключением долин этих рек, начиная от южных покатостей Мугоджарских гор до Сыр-Дарьи, представляет много лишений, для следования караванов и в сравнении с этим краем, прилегающие к нему пески Больших Барсуков кажутся довольно обильными травой и водой. А потому гораздо удобнее сделать обход, хотя части этого бесплодного края, и спустившись с гор Мугоджарских, следовать по Каульджиру, мимо Худжакульского озера, которого окрестности, по справедливости, выхваляются киргизами, через северные оконечности Больших Барсуков, вблизи залива Сары-Чагинака.
Отделившись от каравана, мы проехали пространство 300-та с лишком верст в двое с половиной суток (смотри Путевой Журнал), а потому не могли ощутить недостатка в корме для лошадей и воде. Впрочем, надо заметить, что путь этот и не представляет лишений этого рода; но всход на Усть-Урт, по крайней мере в том месте, где подымались мы, непроходим по своей крутизне для караванов.
Остатки старых зданий, могилы Богатырей и Святошей киргизских, служат указателями пути в степи, где нет живых урочищ. Древность первых, по крайней мере, на описываемом нами пространстве, не восходит слишком далеко, и именно далее времен Чингисхана и его первых наследников; к этим временам, по нашему мнению, должно отнести развалины Узун-Там, на левой стороне реки Сагыза, возле которых видны тесаные плиты и остатки моста и плотины; Мен-Авлия, Бокаш-Авлия на Эмбе, остатки, едва приметные, укрепления на Чинке, Таш-Кичу и несколько других, относятся к тем же и даже позднейшим временам. Могилы состоят из глыбы камней, сложенных пирамидально, или нагроможденных неправильными курганами; они воздвигаются и ныне над прахом известных богатством и батырством киргизов, его оставшимся семейством или иногда целым родом, и похожи на, так называемые, чудские могилы, находящиеся преимущественно в южной части Томской и Енисейской губерний. Мы сомневаемся в далекой древности некоторых остатков по берегам Сыра и Кувана, которые относят ко временам Александра Македонского, или сподвижников его греков, бактриян и согдиян. Остатки эти, судя по рассказам киргизов, если и представляют усилия труда чрезвычайного, то вместе с тем грубого вкуса и следы Магометанства, и вообще влияние похода Александра Великого на Сыр-Дарье должно искать далее на юго-востоке. Во всяком случае, эти следы разрушения свидетельствуют о том, что край этот кипел некогда народонаселением и деятельностью, и предвозвещают судьбу нынешних Ханств и других владений Средней Азии.
Приступая к геогностическому обзору Киргиз-Казачьей степи, мы должны заметить, что недостаток естественных обнажений, раскрывающих внутренний состав горных толщей, сравнительно с обширностью описываемого пространства, глубина снега и сильные морозы, заставляла нас иногда ограничиваться самыми слабыми данными, нередко например глыбами камней, составляющих ограды киргизских могил и принесенных туда, вероятно, не издалека и пр., а потому, не рассматривая горнокаменные породы, в отношении к древности происхождения, не подразделяя их на формации, мы ограничимся описанием пород в том порядке, в каком они были встречаемы во время нашего следования.
Все пространство от Оренбурга по левому берегу Урала, по Урте, Бурте, Илеку, Исанбаю, через вершины Джемнын-Джалангач и Кундузды до северных скатов Мугоджарских гор, постоянно возвышается, и представляет отлогую поверхность, прерываемую реками и возвышениями и разделенную ими на многие гряды, отчего повсюду являются без связи углубления, бугры и холмы.
Разрезы их показывают, что здешние наносы образовались большей частью в виде спокойных, правильных, почти горизонтальных осадков глин и песков, которых перемежаемость
