вас.
— Хорошо, — кивнула Ланита и поцеловала его вновь.
Он боялся, что больше не увидит ни её, ни сына. Он чувствовал, как охотник чувствует зверя, а доахар — дракона, что Вранг в считанном шаге от деяний Мора.
И, чтобы выжить, нужно было предвосхитить этот шаг.
Поэтому он обнял Ланиту крепче, не боясь случайного взгляда дозорных, что могли обнаружить их. И зарылся носом в её волосы, надеясь запомнить их тонкий аромат. Лимонная вода и мятный чай, стираный хлопок и отзвук духов из магнолии…
«Я потерял возможность быть доахаром, расстался с мечтой потомка Кантагара и отпустил Наали. Хоть бы не пришлось отпускать и её».
***
После казни Морая Эйра возвратилась в «Дом культуры». Она старалась улыбаться, но в душе её безостановочно кровоточила рана, нанесённая ей зрелищем убитого маргота. Она повторяла себе снова и снова, что теперь он ничем не терзается и не мучится. Но всё равно вспоминала его пылающую душу и бессильно протянутые к нему персты Бога Горя.
Что если он не нашёл свой путь к вратам Схаала? Или был отвергнут им? Отчего Бог Горя так жаждал получить его душу — и не повредила ли ему просьба оставить Скару?
Госпожа Грация милостиво позволила ей ненадолго задержаться в «Доме». Хотя и подметила, что Эйре следует как можно скорее уехать туда, где её не знают, как куртизанку Морая. Эйра покивала на это и удалилась в свою комнату с цсолтигским убранством, где легла спать прямо посреди дня.
В тот день гости не явились на порог Почтенной. Даже Чаркат стоял не на крыльце, как обычно; а внутри, за дверью. И тревожно таращился в глазок. Снаружи слышались беспрестанная брань, ругань, крики и грохот копыт рыцарских лошадей. Бреза пылала и кровоточила, и все куртизанки попрятались по своим комнатам, подавленные.
Наутро Грация выгнала их всех на завтрак. Она велела им прихорашиваться как обычно. Но в комнату Эйры и Артистки она стучать не стала. И они проснулись в относительном спокойствии: подавленная Бронзовая Жница и юная рыжая девочка.
Артистка наблюдала за тем, как Эйра расчёсывает свои длинные палисандрово-чёрные пряди, блестящие, как норковый мех. И ждала своей очереди на расчёску.
— Жница, — тихонько позвала она девушку. И поставила пуфик рядом с ней, чтобы сесть поближе. — Почему все грустят? Разве все не хотели, чтобы умер маргот? Добрый правитель сделает нашу долину лучше.
— Все боятся, моя хорошая, — отвечала Эйра. Рука привычно потянулась к флакону с розовым маслом. Обычно она наносила это масло на расчёску, чтобы волосы блестели ярче и ароматно пахли. Но одёрнула себя и не стала.
— Чего боятся?
— Боятся того, что будет. Новый правитель может быть милостивым, а может быть и суровым. Узнать сразу не получится. Все будут осторожны и осмотрительны ещё очень долго, прежде чем станет понятно.
— Но ты не боишься. Ты грустишь. Ты плакала ночью.
Эйра вздохнула и улыбнулась. Оросив слезами свою льняную подушку, она выплакала всё то, о чём молчала. И то, о чём не могла даже думать.
Ведь у неё был только один супруг, и другого быть не могло. Поэтому эти муки следовало оставить позади как можно скорее.
— Я буду скучать по нему, — призналась она. Артистка, как рыжий ангел бордельного убранства, смотрела на неё сосредоточенно и располагала к искренности. — Он был правителем, которого следует ненавидеть всякому в Брезе. Но было у него и то, что он ценил превыше всего — его дракон. И с ним он раскрывался, как прекрасный цветок на солнце, и вызывал восхищение. И понимание. Я ведь тоже…
«…привержена тому, что далеко от людского. Но не в вышине, не в небе под звёздами; а в толще земли и на глубине могил».
— …словом, я успела узнать его поближе, а терять тех, кого знаешь, всегда тяжело.
— Тебя пустят попрощаться с ним на похоронах? — невинно спросила Артистка. — Или тебе лучше больше не появляться там?
Эйра не успела ответить «разумеется, не пустят». Дверь скрипнула. Внутрь сунулась украшенная завитушками голова Грации.
— Проснулись? — спросила она и сразу же зашла, неся вперёд тёмно-красный бархатный подол. — Хорошо. Маленькая, оставь-ка нас ненадолго. Иди, поговори с девочками.
Артистка послушно запахнулась в халат и ушла, прикрыв за собой дверь. В комнате, и без того тёмной, тяжёлой от парчовых штор и каштановой мебели, стало ещё темнее от их с Грацией взглядов друг на друга.
— Жница, дорогуша, — произнесла маман и подошла к ней, как всегда, чтобы взглянуть на её лицо через зеркало. — Как ты?
— Хорошо, Почтенная, спасибо, — спокойно ответила Эйра и продолжила расчёсывать свои тяжёлые локоны. — Вы тоже?
— Да, я в порядке.
— Я помню про наш уговор, — сказала Эйра. — Я сегодня же соберу вещи и…
— Нет-нет, напротив, останься хоть ненадолго, — Грация положила свою маленькую ручку с аккуратными ногтями ей на плечо, покрытое лишь нижней рубашкой. — Пока не уляжется. Сегодня на улицах творилось что-то…
Она поёжилось.
— Ужасное? — спросила Эйра.
— Необходимое, — покачала головой маман. — И тем не менее, сейчас шастать по городу опасно. Нужно дать Воинству Веры время. Они наведут порядок, и скоро ты, как жрица, сможешь спокойно уйти.
Эйра слабо усмехнулась. «Почтенная всегда верила в то, что настанет время справедливости. Может, она и дождалась».
Однако воодушевление Грации явно имело и какие-то скрытые причины, о которых она не могла знать. Маман бодро постучала пальцами по её гладкой шоколадной коже и продолжила:
— А то, что случилось с Мораем… ты понимаешь, душечка. Ты привязалась к нему, я вижу. Харизматичный был чёрт, жёсткий, но притягательный. С этим никто не поспорит. И всё же ты должна понимать: это не дело. Великий правитель не должен быть драконом. Он должен быть одним из нас, человеком, что будет понимать нас, а не только взирать на нас с неба и снижаться для того лишь, чтобы нами потрапезничать.
— Вы правы, Почтенная, — медленно кивнула Эйра. — Но с ним ушло из мира что-то неуловимо важное. Словно… волшебное.
«Если Схаал будет милостив, Скара проснётся вновь. Однако он будет лишён того огня, что делает драконов драконами. Это лишь маленькая толика того чуда, которым являются крылатые хищники».
Грация хмыкнула.
— И да, и нет, — сказала она. — Какое нам дело до волшебства? Тысячи и десятки тысяч людей несчастны под пятой драконьих лордов. Будь они хоть трижды доа и колдунами, нам от этого будет лишь хуже. Иерофант Эверетт, да благословит его Аан, наконец услышал нашу мольбу. Он уврачует многолетние раны страны. Нужно, чтоб был закон, и чтоб он исполнялся. Трое —
