— Куда ты? — спросил Джерри, когда Фиона вылезла из постели.
— Я собираюсь преклонить колени, как мы это делали в детстве, и помолиться за нашу Орлу. — В конце молитвы Фиона добавила маленькую просьбу от себя: — Пожалуйста, Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я зачала.
* * *
— Как Орла? — рассеянно спросил Мартин, когда Маив вернулась домой. Он сидел в гостиной, держа на коленях напечатанное на машинке письмо.
— В отчаянии, как ты легко можешь себе представить. Я и сама была бы в таком состоянии, если бы оказалась на ее месте. На следующей неделе ей сделают операцию.
— Мне очень жаль. Кстати… — Он помахал письмом. — Это от компании, занимающейся производством стеклопакетов, они обращались к нам в прошлом году. Помнишь, мы ответили, что готовы снова выслушать их предложения весной? Я позвонил им и сказал, что все отменяется, потому что моя жена оставила работу. И еще одно. По-моему, в нашей машине разваливается сцепление. Нам действительно нужна замена — автомобилю, я имею в виду, — но, полагаю, придется довольствоваться новым сцеплением. — Он презрительно фыркнул.
— А ты сказал компании по производству стеклопакетов, почему именно я оставила работу? — спросила Маив. — Что через три месяца я ожидаю ребенка?
— Это их не касается.
— Как и то, что я вообще оставила работу. Это очередной камень в мой огород за то, что я забеременела без твоего позволения. Ты бы скорее согласился иметь стеклопакеты в окнах и новую машину, чем ребенка. — Обычно ясное и спокойное лицо Маив потемнело от гнева. Она всегда была терпелива с ним, но сегодня вечером, когда из головы не шли мысли об Орле, Маив была не в настроении. Голос ее поднялся на целую октаву. — Ты неправильно расставил акценты в жизни, Мартин. — «Если он не откажется от своих представлений, то в семействе Лэйси скоро состоится еще один развод», — сказала себе Маив.
* * *
Орла открыла глаза. Над ней склонилось знакомое лицо, и ее губ коснулся поцелуй. Микки!
— Привет, славная моя. Как ты себя чувствуешь?
— По-прежнему немножко одурманена и спать хочется. Ты хорошо выглядишь. — Она уже забыла, какой он симпатичный, пусть даже его темные волосы слегка поредели, а лицо чуточку округлилось.
— Ты, наверное, мне не поверишь, но ты тоже. Немного бледная, вот и все. — Он погладил ее по щеке. — Не возражаешь, что я пришел проведать тебя?
— Нет, конечно. На мгновение мне показалось, что ты здесь потому, что я родила ребенка. А твоя Кэйтлин-как-ее-там не против, что ты здесь?
— Кэйтлин ушла некоторое время назад. Она не выдержала соперничества.
— С кем?
— С тобой, милая. Она сказала, что я по-прежнему люблю тебя и всегда буду любить. Я не мог не согласиться.
— А как же развод? Я все время ждала письма-уведомления от поверенного.
На лице у него появилось застенчивое выражение.
— Я так и не дошел до поверенного.
— Микки… — Она глубоко, с отчаянием вздохнула. — Моя мама сказала тебе?
— Да, и я хочу, чтобы ты вернулась со мной домой. Я сделаю для тебя все, что угодно, все, что пожелаешь. Я уже договорился у себя на работе и взял отпуск без содержания, пока… — Он прикусил язык.
— Пока я не умру?
— Прости меня, любимая. У меня нечаянно вырвалось. — Он начал всхлипывать. Его слезы капали ей на лицо, смешиваясь с ее собственными. — Не умирай, Орла, — взмолился он. — Дети дома сходят с ума. Аулу все время звонит из Нью-Йорка. Она готова сесть на самолет по первому же зову.
— Это все равно случится, Микки. Опухоли удалили, но рак распространился повсюду. Он слишком запущен, чтобы надеяться на операцию. Врачи собираются испробовать какую-то радиотерапию, но особых надежд не питают. — Она сама поразилась, что может разговаривать так разумно и спокойно, зная, что умрет в недалеком будущем.
— Ты вернешься на Перл-стрит к нам, любимая? — Его добродушное лицо исказилось от волнения, словно от ее ответа зависела его жизнь.
— Ты говорил об этом с мамой?
— Она сказала, что ты должна поступать так, как считаешь лучшим.
— У меня там все так жутко выглядит, Микки, — прошептала Орла. — Одному Богу известно, на кого я буду похожа, когда снимут бинты.
Он снова заплакал.
— Ох, Орла. Я знаю, для тебя это ужасно, но меня это совсем не волнует. Ты по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо знал.
— А ты — самый красивый мужчина. — Она сумела ослепительно улыбнуться. — Я вернусь на Перл-стрит и останусь с тобой и детьми, Микки.
Удивительно, какие только вещи могут свалиться через задний борт грузовика: одеяло с электрическим подогревом, чудесная упругая подушечка, которую можно подкладывать под спину, сидя в кресле, восхитительные деликатесы, замечательные ювелирные украшения, парфюмерия, прозрачные, воздушные шарфики, великолепное нейлоновое покрывало для кровати — и все это приносила миссис Лэвин, ее свекровь, приговаривая: «Пусть у тебя будет хорошее настроение».
Орла не сознавала, как сильно, оказывается, она привязалась к своим родственникам, которые не держали на нее зла за то, что она бросила их сына и вернулась только потому, что умирала. И Микки тоже, и дети.
Раньше Орла была слишком занята собой, чтобы обращать внимание на то, какие славные люди ее окружают. Но теперь не было нужды думать о будущем, которого у нее не было, и она смогла увидеть вещи в их истинном свете. Еще никогда она не получала столько объятий и поцелуев от своих детей, которые, без сомнения, прекрасно понимали, что раньше она просто отмахнулась бы от них. Теперь Орла хотела, чтобы ее целовали и ласкали как можно чаще, потому что времени осталось совсем мало — шесть месяцев, может быть, год.
На неделю повидать свою мать прилетела из Нью-Йорка Лулу. Картины Гарета шли нарасхват, заявила она, и они покупают квартиру в Гринвич-виллидж. Лулу поведала также о том, что в конце октября ждет ребенка.
— Ты ведь приедешь на крещение, правда, мам? — Она погладила мать по руке, словно умоляя ее согласиться.
— В Нью-Йорк, милая?
— Родить ребенка в Америке стоит целое состояние. Я буду рожать здесь, в Ливерпуле.
— Тогда я буду на крещении, милая. Обещаю.
Дом осаждали посетители: родственники, друзья, соседи. Орла уже оставила всякую надежду, что поправится. Так было легче — визитерам не надо было притворяться. Она представляла себя звездой чертовски трогательной мелодрамы, Ванесса Редгрейв в ее роли была бы великолепна.
Как только Орла оправилась от операции и почувствовала себя достаточно хорошо, она начала выходить из дома, хотя и быстро уставала при этом. Она купила жесткий бюстгальтер и подложила в чашечки вату так, чтобы никто не догадался, что у нее нет грудей, когда они с Микки ходили в кино или в театр, если парочка билетов умудрялась спорхнуть с грузовика. Пройдя два сеанса радиотерапии в больнице, она решила, что больше не пойдет туда. После них она чувствовала себя ужасно и знала, что это напрасная трата времени.
