Она вылечила один из своих недугов – одиночество, и осталась лишь тихая грусть. Мама нужна всегда.
Лив перевела взгляд на гробницу Джесси и, присев рядом, аккуратно и легко облокотилась об нее, уйдя в свои мысли. Затем, она тихо заговорила:
– Джесси… Я боюсь того, что стала причиной твоей смерти. Я каждый раз просыпаюсь с мыслью, что если бы я была нормальной, обычной девчонкой, я бы не посмела перечить отцу, лезть на рожон, и позволила бы ему защищать меня от Блейка. Нужно было только открыть рот и все рассказать… – Лив вздохнула, по ее щеке скатилась слеза. – Но я этого не сделала. Я должна была умереть, я, а не ты! Я с самого рождения чувствовала свою непригодность, несоответствие этому миру. Что во мне было? Ничего. Только злоба, агрессия, грубость. Но хуже всего то, что я, не зная ничего об этом, забрала у тебя Джонни. – Лив приподнялась и посмотрела на фотографию Джессики, выгравированную в стене над гробницей. Эти мягкие, спокойные глаза, темные, прямые волосы, красивое лицо, светлая улыбка… – Я знаю, ты любила его больше всего на свете, я видела твои глаза, когда ты смотрела на него… И теперь я люблю его так, как ты. Что со мной произошло? Почему это случилось, я не знаю… Но… Ты прости меня за него. Я не хотела забирать его у тебя, но оказалось, что он тоже меня любит. – Лив нежно погладила гробницу, испытывая боль в груди и чувствуя слезы на щеках. – Надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить за все, что я причинила тебе… Джессика.
– Я тебя тоже очень, очень, очень сильно люблю, и ты ни в чем не виновата. – услышала она сзади такой теплый и веселый голос и резко обернулась.
В дверях склепа стоял Джонни, облокотившись плечом о дверную раму и сложив руки на груди, глядя на нее с игривой улыбкой. Лив тоже ухмыльнулась, встала и подошла к нему. Он был как всегда прекрасен в черной, обтягивающей футболке, модной синей кожаной куртке с поднятым воротником, джинсах и неизменных, любимых синих кедах. Его зеленые глаза страстно и любовно горели, глядя на нее, и Лив снова ощутила, как ее окружил пузырь тепла, такой родной, такой успокаивающий и самый любимый…
– Так ты что, болтушка, прикидывался спящим? – шутливо пожурила его Лив. Джонни весело улыбнулся.
– Нет. Просто твой свистящий шепот чуть не оглушил меня, какой уж тут сон… – хитро подмигнул он и получил тычок в плечо.
– А здесь-то ты как меня нашел? – с любовью и огромным удовольствием глядя на него, спросила Лив.
Джонни нежно улыбнулся и, взяв Лив за руку, вывел из склепа, держа курс на стоянку.
– Легче легкого, малышка Лив. Еще вчера я чувствовал флюиды угрызения совести и поэтому…
– Вот же идиотина! – шутливо разозлилась Лив, но Джонни вдруг остановил ее и развернул к себе, как-то странно и проникновенно заглядывая в ее глаза своими искрящимися зелеными.
– Лив. – вдруг серьезно сказал он.
– Не пугай меня, Джонни! Или я тебе так врежу…
Но он вдруг горячо поцеловал ее тем самым мимолетным, но таким волшебным поцелуем, который так любила Лив.
– Я думаю, нам надо пожениться. – вдруг серьезно заявил он.
Лив секунду ошарашено смотрела на него снизу вверх, ощущая дикое счастье, поднимающееся внутри нее, от которого хотелось летать… И она громко захохотала. Ее хохот напугал стаю птиц, спокойно сидящих на ближайшем старом дубе, и, отражаясь от могильных плит и ровной глади озера, взлетел вверх. Джонни закатил глаза, а затем схватил ее за плечи и затряс:
– Да тише ты, тише! Всех… м-м… ворон распугаешь!
– Вот дурилка!!! – хохотала Лив. – Ты мне среди древних трупиков предложение делаешь?? О-очень актуально для меня!! Я же не люблю романтику! – и снова хохот.
Джонни схватил ее за руку и поволок к парковке, злясь на нее. Уже около «Кадиллака» Лив, наконец, успокоилась.
– Ладно, ладно, хорошо, Джонни. – переведя дух и улыбаясь сказала Лив. – Так и быть, я согласна. Но моему отцу будешь объяснять все сам, и только попробуй при нем ввернуть свою дебильную историю про любовь десятилетнего мальчишки к шестилетней дурынде, прошедшую сквозь века до наших дней! Я тебя там же на месте урою, слышишь? – пригрозила ему Лив, садясь в «Кадиллак».
Джонни прыгнул за руль и беспечно пожал плечами.
– А что в этом такого? Очень даже роман…
– Эй! Джессика, между прочим, тоже была его дочерью! И, в отличие от меня, любимой. Скажешь ему, что полюбил меня, когда… – Лив задумалась. – Хм… Когда я так круто взорвала тот ночной бордель «Кабриолет».
– Ты взорвала??? Мы вообще-то вместе это сделали, Оливка! – обиженно, но весело воскликнул Джонни, выруливая с кладбища.
– Какая разница? – беспечно отмахнулась Лив. – Мой отец в любом случае будет в шоке… А твоя мама меня вообще ненавидит.
– Не говори ерунды! После той истории, когда ты в одиночку напала на четверых здоровенных мужиков, чтобы спасти меня, твоя фотография висит на стене у нее в комнате.
– Да, а в моем лице, в окружении маленьких, черных дырочек, торчит красный дротик…
– Ну ты и глупышка, Лив! Теперь я тебя буду так звать…
– Ты у меня землю есть будешь, индюк, если еще раз что-то подобное услышу. А на свадьбу пригласим Чейза Коллинса… И С-4 для фейерверка еще осталось…
– С тобой не соскучишься, Оливка… Кстати, в церковь можем приехать на танке, твой новый друг Трейшоун Джонс нам одолжит…
– Боюсь, отец отменит свадьбу. – в шутку угрюмо сказала Лив, с любовью посмотрев на Джонни.
Они хором рассмеялись, и Джонни игриво и успокаивающе подмигнул:
– Боюсь, у него нет выбора. Мы же одна команда.
– Ага. Осталось сообщить ему об этом.
Они снова рассмеялись, и «Кадиллак» утонул в лучах восходящего солнца, ложащихся ярким желтым светом на улицы просыпающегося Нью-Йорка.
