Снова мальчик пытался повторить движение Сержа.
– Так лучше, – похвалил Серж.
Поощренный, мальчик полетел за мячом и вернулся с ним на исходную точку. Он повторял движение снова и снова и чертыхался, если бросок не улучшался, хотя бы на самую малость.
– Совсем как в Высшей лиге, – похвалил Серж. – Как Тино Мартинес.
Мальчишка улыбнулся во весь рот, а Серж погрузился в воспоминания. Он представил себе Мартина на льду, как тот сиял, если Серж сравнивал его с Бобби Орром, Морисом Ричардсом, Дутом Харви. Когда Серж думал о сыне, его сердце сжималось от боли.
Рикки все также продолжал играть, улучшая свои броски с каждой попыткой. Серж по-прежнему отпускал комментарии, давал советы. Он не знал почему, но тренировать сына Тино было почти сродни вознесению молитв Господу Богу, если бы он молился за выздоровление своего мальчика, за то, чтобы Мартин снова получил шанс играть.
– Смотрится неплохо, – отметил Серж через тюремное заграждение. – Правда хорошо, сынок.
Глава 28
Когда повязки сняли, Мартин обнаружил, что он видел еще хуже прежнего. Тэдди предупреждала их о такой вероятности, но действительность ударила по их дому, как волна цунами. Мартин по большей части держал свои ощущения внутри себя, из нежелания или неспособности разделить любое из них с Мэй, а она тосковала по их близости больше, чем сама могла предположить раньше.
Они вернулись в Бостон в сентябре, чтобы Кайли могла посещать школу. Мартин проводил дни, сидя в темноте, глядя в одну точку. Всякий раз, когда Мэй предлагала ему прогуляться вдоль реки, он просил ее пойти на прогулку одной. Когда у Кайли была викторина по орфографии, он сказал девочке, что он слишком утомлен, чтобы сопровождать ее. Гром сидел у него в ногах и превратился в самого постоянного, если не единственного его компаньона.
Хоккейный сезон начался. Впервые за четырнадцать лет Мартин не играл ни за одну из команд НХЛ. Он отказывался слушать про игры, не разрешал включать телевизор на спортивном канале. Мэй предложила почитать ему газеты, но он ей этого не позволил. Он объяснил ей, что хоккей был частью его прошлого и ей следовало бы догадаться оставить прошлое в прошлом.
Гарднеры хотели повидаться с ним, но он сказал «нет». Мэй встречалась с Дженни, они обедали вместе, пили кофе, но всегда вдали от дома. Мартин не допускал никого с визитами, и хотя он запретил Мэй обсуждать с кем бы то ни было детали его выздоровления, в одном случае она нарушала его запрет.
– Вообще никакого улучшения, – жаловалась Мэй своей лучшей подруге.
В начале ноября в Бостон приехала Тобин, и они отправились на велосипедах вдоль реки. Коричневые листья шелестели на дорожке, и студенческие байдарочные команды рассекали темную стальную воду на своих блестящих белых лодках.
– Совсем никакого?
– Он больше ничего не видит. И он не хочет ни с кем говорить, даже со мной. Мне кажется, он хотел бы, чтобы я вообще уехала. – Она начала говорить, и правда выплыла наружу. – Он предпочитает не спать со мной. Он остается в одной комнате, а я сплю в другой. Он говорит, будто у него болят глаза, но я знаю – это неправда. Он просто не хочет меня.
– Для него это огромное потрясение, – заметила Тобин.
– Для меня тоже, – призналась Мэй.
– Не позволяй ему уходить с этим в себя.
– Я пытаюсь, – сказала Мэй. – Но с Мартином нельзя сладить. Всегда все получается так, как он хочет.
– Но и ты такая же, Мэй, – заметила Тобин. – Я же знаю тебя, вспомни!
Они были лучшими подругами так давно. Мэй знала, что в словах Тобин есть правда. Крутя педали, она держала руль одной рукой, другую протянула Тобин. Так они и ехали на велосипедах, держась за руки. Подхлестываемые ветром, они поплотнее укутались в пальто.
– И что? – уточнила Мэй.
– Сделай так, чтобы что-нибудь случилось, – убеждала подругу Тобин.
Однажды декабрьской ночью, когда снег укутал Бикон-хилл, ангелы прилетели, постучались в окно Кайли и попросили впустить их. Кайли терла глаза, думая, что спит. Густой снег валил на Луисбург-сквер. Или это было что-то еще?
Выскочив из постели, она забралась на подоконник, чтобы разглядеть призраков и ангелов, летящих вместе со снегом. Кайли прижала ладони к стеклу и почувствовала, как холод пробирается сквозь пальцы и по всему телу. Существа перемещались столь быстро, что она не могла разобрать их слов, которые они прокричали ей.
– Что же вы говорите? – с отчаянием взывала девочка, но они не останавливались.
И тут она увидела Натали.
Кайли судорожно вздохнула и прижалась лбом к стеклу. Маленькая девочка парила у стены их дома, напротив окна. Кайли так давно не видела ее! Натали улыбнулась, кивнула и, подзывая ее, приглашала следовать за ней.
Кайли совершенно проснулась и смотрела, как улетают ангелы. Они были там, и теперь они исчезли. Она спала? Поглядев за окно, она увидела блестки на стекле.
Это были не льдинки, не снежинки, что-то совсем другое. Кайли вспомнила о блестках, которые находила в чулане в Лак-Верте… Слезы Натали.
Куда же летели ангелы? Кайли посмотрела поверх крыш, в сторону старой Северной церкви, и там она увидела большое белое облако. Может, это и был снег, но ведь так могли лететь и ангелы. И летели они на север: до церкви, потом прочь из Бостона на север, к земле гор и озер. Домой в Лак-Верт.
– Мамочка! – истошно завопила Кайли и понеслась по коридору.
Мэй смотрела на синий дневник. Так много месяцев он лежал нетронутым, а сейчас она закончила заполнять страницы описанием нового видения Кайли. Быстро перелистывая страницы, Мэй вспомнила, как волновалась она вначале.
– Ангелы летели к Лак-Верту, – говорила и говорила Кайли, вне себя от волнения. – Они хотят, чтобы мы ехали за ними! Что-то должно случиться там.
– Что, милая?
– Я не знаю, но думаю, это связано с тем, как помочь папе.
Мэй вспомнила слова Тобин во время их поездки на велосипеде в ноябре: «Сделай так, чтобы что-нибудь случилось».
В Рождество Бостон одевался в белые огни. Год для «Бостон Брюинз» выдался сложным, победы перемежались с поражениями, они пытались оправиться от потери Мартина Картье. Уже морально истощенный, Рэй решил отвезти семью в Лак-Верт на праздники. Обычно Картье оставались в Бостоне до весны, но Кайли заставила Мэй задуматься.
– Мартин, – сказала она. – Я хочу, чтобы мы уехали на Рождество.
– Куда?
– В Лак-Верт.
Могильная тишина заполняла комнату.
– Ты слышал меня? – переспросила Мэй.
– Ответ: нет.
– Но, Мартин…
