— Вы я и правда будете корчить из себя ничего не знающего дурачка? — Ренельд смерил его взглядом. — Впрочем, об этом я пока умолчу. Чтобы у вас не было возможности придумать оправдания. Но… если то, что сказал Лоррен, правда, то вы и так поймёте, о чём я говорю.
— Я требую объяснений немедленно! — Балленас схватил его за рукав.
— Требовать что-то вы будете от своего сына! — процедил Ренельд, высвобождаясь. — Мой титул не ниже вашего. А полномочия позволяют заключить вас под стражу немедленно, если вы не прекратите попытки на меня надавить. Простите, но вы давно сделали выбор, что вам дороже: родственные связи или положение при дворе Тирсо Третьего. Так что… Без обид.
Он кивнул стражникам — и те приблизились, чтобы, если понадобится, увести Эктора силой. Но тот лишь выпятил подбородок, едва не скрипя зубами — и повернулся уходить сам.
Конечно, разговор не стоило бы откладывать слишком долго. Но месье Майсон рекомендовал сохранить покой его величества хотя бы до следующего утра.
— Ничего особо страшного не случилось, ваша светлость, — пояснил он. — Просто сильнейшее потрясение. Благо обошлось без сердечного приступа. Но было опасно, — он помолчал. — И что же, это действительно принц Лоррен?
Он поднял взгляд на Ренельда, явно надеясь на ответ.
— Все обстоятельства проясняются, — ответил тот холодно. — Всему своё время, месье. И чем скорее восстановится его величество, тем быстрее всё встанет на свои места.
— Я приложу все усилия! — пылко пообещал лекарь.
И только закончив все срочные дела, связанные с внезапным появлением принца в Марбре, Ренельд смог вернуться в свои покои. Но случилось это уже далеко за полночь. В замке было по-особому тихо. Так напряжённо, словно каждый здесь ждал, что в любой миг может произойти нечто такое, что перевернёт всё с ног на голову окончательно.
В комнате тоже оказалось спокойно.
— Мадам де Ламьер уже давно вернулась, — отчего-то шёпотом проговорил камердинер. — Закрылась в библиотеке и пока не выходила. Я только один раз отнёс ей чай.
Ренель кивнул. Скинул сюртук на руки слуге и прошёл в соседнюю комнату, в которой не слышалось никакого движения. Так и есть! Мари просто спала в кресле, на её коленях лежала папка с какими-то отчётами; несколько листов упали на пол и в живописном беспорядке теперь валялись у её ног.
Ренельд собрал их, отложил папку на столик рядом — и Мариэтта тут же проснулась. Сонно заморгала и с совершенно непринуждённым видом потянулась.
— Сколько времени? — пробормотала вяло. — Я думала, ты уже не придёшь. Что там с этим… человеком?
— Сколько вопросов, — Ренельд улыбнулся, откровенно любуясь женой. — Но можно я пока не буду на них отвечать?
— Это почему? — нахмурилась она. — Что, все твои подозрения оказались пустыми?
— Нет. Но просто… С меня пока достаточно допросов.
Он подал Мариэтте руку, и она встала, подозрительно на него посматривая. Словно видела насквозь. Едва позволив ей подняться, Ренельд потянул её к себе и обхватил рукой за талию.
— Что это с тобой? — она с любопытством оглядела его лицо.
— Ничего не хочу, — ответил Ренельд почти ей в губы. — Только…
Мариэтта сама поцеловала его. Вжалась в его рот своим — жарким и удивительно жадным. Её ладошки мгновенно юркнули под праспахнутый жилет, скользнули вверх — и Мари вомущённо застонала, натолкнувшись на повязанный вокруг шеи платок.
— Почему под следствием кто-то другой, а пытаешь ты меня? — ворчливо пропыхтела она, воюя с хитрым узлом.
— А ты хочешь моей пытки? — Ренельд спустился чередой поцелуев по изящной шее жены.
До острых, восхитительно пряных ключиц — и ниже — к часто вздымающейся груди. Каждую нежную округлость он смыл губами, заставив Мари замереть и всхлипнуть, напряжённо выпрямив спину. Каждый раз она словно бы впитывала новые ощущения, привыкала к ним, пылко раскрываясь навстречу.
Слова Лоррена бились в голове против воли. Его острый, нарочитый интерес и желание обратить на него внимание... Мариэтта привлекает к себе так много посторонних мужских взглядов! Как много из них желают её так же сильно, как собственный муж?
Эти мысли разрывали голову — вместе с тем, как нарастающее возбуждение дрожью прокатывалось по напряжённому телу.
Сейчас аура Мари была скована вайлетами в короткой нитке ожерелья, но даже так она словно бы проникала под кожу. Точно одурманивающее зелье. Каждое её прикосновение вспышкой пронзало нервы, заставляя беситься от нетерпения. Вот оно — самое большое испытание в его жизни. Невозможность обладать своей женой так полно, как этого хотелось.
— Рен, — Мари отступила, уже понимая, что в любой миг всё снова может выйти из-под контроля. — Давай остынем...
Она упёрлась бёдрами в тяжёлый письменный стол позади — и тут же оказалась в западне, потому что Ренельд быстро её догнал. Обхватил за талию — и усадил прямо поверх каких-то книг.
— Поздно остывать. Я уже догораю.
— Уй! — возмутилась Мари, вытаскивая из-под себя пухлый том стихов. — Не удивляйся синякам, если вдруг их увидишь.
— Очень хочу увидеть, — пробормотал Ренельд, коротко прихватывая её нижнюю губу зубами. — Не синяки, конечно…
Плотная юбка с несколькими нижними слоями заставила с ней повозиться, прежде чем он сумел добраться до всего, что было скрыто под ней. Мари уже не сопротивлялась. Её ладошки шарили повсюду — и от особенно откровенных прикосновений перед глазами тут же вспыхивали радужные пятна.
Она толком не знала, что делать, но желание подсказывало ей. Спуститься кончиками пальцев по животу, дёрнуть верхнюю пуговицу брюк... Она жарко дышала и заливалась румянцем — но не останавливалась, пока Ренельд не замер, ошарашенно моргая и едва удерживая себя на потерявших силу руках. Острое удовольствие ударило ослепительной вспышкой и словно выжгло из него все кости разом.
— Это было несложно, — усмехаясь, проговорил он, едва восстановив дыхание.
Со дня свадьбы он и так постоянно был на взводе рядом с Мари. Та ночь обмена аурами накалила всё внутри ещё сильнее. Поэтому Мариэтте, которая, кажется, и сама не ожидала, что всё так выйдет, только и оставалось сейчас прятать раскрасневшееся лицо на плече Ренельда. А ему — довольно спешно поправлять одежду, чтобы не смущать её ещё больше.
Немного придя в себя, они всё же вышли из библиотеки — с самым степенным видом. Хотя, кажется, слуги, что были в гостиной, всё прекрасно слышали. Но и они сохраняли на лицах отстраненное выражение. Небольшая приятная сватка с Мариэттой отняла у Ренельда все силы. И самым большим блаженством в конце этого дня стало просто лечь в постель рядом с женой.
— Ты, кажется, до сих пор смущена, — он посмотрел на Мари искоса, заметив, как она сосредоточенно разглядывает своё обручальное кольцо, сидя у трюмо.