Громкие признания часто производят сильное впечатление. Очевидно, так случилось и в тот раз. Царь хотя и не любил публичные выступления, тоже произнес речь — он подчеркнул, что военная гроза надвинулась на Россию вопреки его намерениям, что в стенах древнего Кремля в лице жителей Москвы он приветствует весь русский народ, повсюду единодушно откликнувшийся на призыв, откинув распри, встать на защиту Родины и славянства. Словами «с нами Бог!» царь закончил свою речь, давая понять, что для него война не только военная, но и религиозная акция. Неслучайно продолжением стало общее соборное молебствие о даровании победы с чтением коленопреклоненной молитвы. И в дальнейшем, вплоть до своего отъезда из Москвы 8 августа, царь посещал церкви и молился о победе. В последний день пребывания в Первопрестольной царь с семьей и великой княгиней Елизаветой Федоровной побывал в Троице-Сергиевой лавре, где высочайшие паломники прослушали молебствие с провозглашением многолетия «победоносному христолюбивому воинству и царствующему Дому», а также были благословлены иконой.
Возвращение в Царское Село ничего в жизни царя не изменило — как обычно, приемы депутаций и сановников, прогулки, чтение, общение с детьми. О ходе боевых действий в царском дневнике практически нет никаких сведений, что, конечно, не удивляет: царь писал для себя, как частное лицо, а не как государственный деятель. Эмоциональная сдержанность была отличительной чертой последнего самодержца. Но иногда все-таки давал волю чувствам. 11 августа, например, он с радостью писал о приезде в Царское Село брата — великого князя Михаила Александровича, накануне вернувшегося из Англии. Остававшиеся в России друзья великого князя сразу после объявления войны послали ему телеграмму, в которой говорили, что ждут его возвращения. Михаил Александрович, посетив английского короля Георга V, также, телеграммой, обратился к брату, испросив разрешение вернуться на Родину. Николай II разрешил. Так война позволила ослушнику самодержавной воли получить прощение (но опека над личностью, имуществом и делами Михаила Александровича, установленная в декабре 1912 года, была отменена лишь в сентябре 1915 года!). 23 августа великий князь был произведен в генерал-майоры и назначен командующим Кавказской конной дивизией с зачислением в свиту. В октябре 1914 года он отбыл на театр военных действий.
Приблизительно в то же время, когда брат царя получил высочайшее прощение, Сенат получил императорский указ об удовлетворении ходатайства герцога Михаила Георгиевича Мекленбург-Стрелицкого о принятии его в российское подданство. Ранее находившийся в подданстве своего герцогства, М. Г. Мекленбург-Стрелицкий как член Российского императорского дома в условиях начавшейся войны с Германией поспешил подчеркнуть свою лояльность правящему монарху.
Сентябрь 1914 года также принес много хороших новостей: наступление на Юго-Западном фронте развивалось успешно, ничто еще не предвещало катастрофы. Верховный главнокомандующий предлагал царю приехать в Ставку (тогда располагавшуюся в Барановичах). И хотя Николаю II всегда грустно было покидать семью, от поездки в действующую армию он не мог отказаться. С 21 по 25 сентября он провел в обществе генералов, наградив Николая Николаевича боевым орденом Святого Георгия 3-й степени. Во время этой поездки, по пути из Ставки в Белосток, он посетил крепость Осовец, подвергавшуюся немецкой бомбардировке. То были первые увиденные царем плоды безжалостной войны. О его посещении позиций, расположенных вблизи боевой линии, немедленно объявил по армиям великий князь Николай Николаевич, уверенный, что сообщение «воодушевит всех на новые подвиги, подобных которым Святая Русь еще не видала»[100].
Царь остался доволен поездкой. Вернувшись в Царское Село («в лоно дорогой семьи»), он узнал и о первой потере, понесенной на фронтах Великой войны Императорской фамилией — при атаке на прусские разъезды был смертельно ранен сын великого князя Константина Константиновича князь императорской крови Олег. Смерть, конечно, не выбирает, но парадокс состоял в том, что раненый был, вероятно, самым «штатским» из всех живших тогда Романовых. На десятом году жизни зачисленный в кадеты Полоцкого кадетского корпуса, Олег, тем не менее, предпочел не связывать свою жизнь с военной службой и в 1910 году поступил в Александровский лицей, где изучал творчество русских классиков. В 1911-м князь издал «Рукописи Пушкина» с факсимиле поэта. Закончив лицей, он был зачислен в гвардейский полк в качестве вольноопределяющегося, произведен в корнеты и с началом войны в восторженно-приподнятом настроении отправился на фронт.
Однако жизнь распорядилась так, что Олег Константинович отвоевал только два месяца. Раненого перевезли на поезде в Вильно, где сделали операцию. Вскоре после этого он получил телеграмму царя, извещавшую князя о награждении орденом Святого Георгия 4-й степени — «за мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разъездов». Прислал телеграмму и Верховный главнокомандующий. Раненый князь был счастлив и оживлен, хотя силы его с каждым часом таяли. 29 сентября в Вильно прибыли его отец и мать — великий князь Константин Константинович (поэт К. Р.) и великая княгиня Елизавета Маврикиевна. Отец привез сыну Георгиевский крест его деда — генерал-адмирала Константина Николаевича. Уже теряя сознание, Олег принял и поцеловал награду. Через несколько минут он скончался. На семейном совете, состоявшемся в больнице, было решено отпевать Олега «в местной Романовской церкви и, во исполнение воли почившего, испросить высочайшее соизволение на похороны тела в Бозе почившего князя в его любимом Осташеве, на берегу реки Рузы»[101].
Высочайшее соизволение было получено — покойного доставили в великокняжеское имение, располагавшееся в Московской губернии, где 3 октября 1914 года с воинскими почестями на высоком кургане под сенью тополей и лиственницы предали земле. На похороны съехались родители и ближайшие родственники: Королева Эллинов Ольга Николаевна, великий князь Дмитрий Константинович, супруга Иоанна Константиновича (брата погибшего) — княгиня Елена Петровна, княгиня Татьяна Константиновна и князь Георгий Константинович. Император и императрица, не имея возможности приехать в Осташево, 3 октября посетили заупокойную службу по князю Олегу в Петропавловской крепости. Похороны члена Императорской фамилии не в официальной усыпальнице Романовых было явлением уникальным. Только убитого в 1905 году великого князя Сергея Александровича похоронили отдельно — в Москве, но причина этого никак не была связана с завещательным распоряжением: в то время власти опасались террористических актов против членов Императорской фамилии (в случае проведения обряда погребения в Петербурге). Показательно, что скончавшегося летом 1915 года отца князя Олега — великого князя Константина Константиновича похоронили уже в соответствии с традициями — в усыпальнице Петропавловской крепости. Исключений до революции 1917 года больше не было, как, впрочем, не было и официальных похорон.
Незадолго до смерти, весной 1915 года, великий князь Константин Константинович пережил еще одно потрясение: 19 мая, под Львовом, был убит его зять, супруг дочери Татьяны — князь Константин Александрович Багратион-Мухранский, флигель-адъютант императора и поручик Кавалергардского полка. Смелый человек и замечательный офицер, имевший Георгиевское оружие, он командовал ротой и погиб от шальной пули чуть ли не в первом бою. У князя остались маленькие дети — сын Теймураз и дочь Наталия. Потомка древнего рода грузинских царей, К. А. Багратион-Мухранского похоронили на Кавказе, в старинном православном Мцхетском соборе. И хотя формально князь не принадлежал к Императорской фамилии (в 1911 году Николай II издал указ, позволявший княжнам и князьям императорской крови нединастические браки при условии того, что их дети утратят право на престол), его дети были законными внуками русского великого князя, связанными многочисленными родственными узами с членами дома Романовых.
