Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
О нечеловеческом напряжении своих сил Верховский писал:
«У меня все та же жизнь. Изо дня в день, и если бы не глубокая вера в полезность моей работы, то не хватило бы силы поддерживать такое напряжение… Я очень рад, что ты посетила нас недавно. Так грустно жить теперь, все далеко один от другого. Где мама? В Севастополе или уже уехали! Бог знает. Я послал туда с первой оказий узнать и, если узнаю, тебе отпишу.
Шлю сердечный поклон Александру Лукичу.
Любящий Саша».
(Из Москвы. 5.ХII.1920, л. арх.)
В Крыму в то время, кроме матери Верховского, находились и другие родственники Александра Ивановича: дочь его отчима (от первого брака) Мария Михайловна Данилович (ур. Огранович) и бывший старший офицер легендарного крейсера «Аврора» Павел Павлович Огранович (род. 18.08.1884). Если М. М. Данилович смогла эмигрировать в Европу через Констанантинополь, то П. П. Огранович, прослужив некоторое время в Вооруженных силах Юга России (ВСЮР), скончался в чине капитана 2-го ранга (не ранее конца марта 1920 года) от холеры (л. арх.). Впрочем, память об П. П. Ограновиче надолго осталась в истории отечественного флота. О нем писали статьи в популярных журналах (Л. Поленов), вставляли его имя в романы (В. С. Пикуль), размещали в интернете немыслимо глупые по содержанию пьесы… Даже А. И. Солженицын при описании февральских беспорядков 1917 года в Петрограде и на крейсере «Аврора» отметил П. П. Ограновича, правда, слегка «подправив» его фамилию…
Действительно, те события без преувеличения – одни из самых интересных и малоисследованных страниц в отечественной истории 1917 года. Остается надеяться, что в скором времени очень многое прояснится, поскольку в личном архиве сохранились и уникальные личные документы П. П. Ограновича, и при удачном стечении обстоятельств эти документы смогут увидеть свет…
Вскоре опыт и познания Верховского оказались востребованными сполна. Александр Иванович пишет сестре в Петроград: «Волею судьбы я оказался в Москве, и опала(!), тяготевшая(?!) надо мной, снята. Все ближе к тебе и лелею надежду повидать тебя. Меня назначили здесь в Особое Совещание по обороне[561]. (2 мая 1920. – Ю. С.) и Главным инспектором в ГУВУЗ (Главное Управление Военно-учебных заведений (12 августа 1920. – Ю. С.). При этом я должен был приехать сюда один, так как Колю невозможно было перевозить, бедный мальчик лежит в гипсе. Доктор опасается, что у него туберкулез правого бедра. Естественно, Лида и Готя[562] остались там. Можешь себе представить здешнее существование? Сейчас меня приютила семья одного моего товарища. Но ведь это нельзя без конца. Весь день в работе и негде в буквальном смысле слова выпить стакан чаю и пообедать, ибо столовые не по карману. Хороша обстановочка. Это называется милость начальства. Детали теперешней жизни невеселы, и сейчас не умею их наладить, оттого и злюсь. Но не это главное. Главное, что мы прошли в нашей Государственной жизни самую низкую точку. Необходимый психологический перелом произошел, и жизнь начинает налаживаться медленным, черепашьим ходом пока, но, несомненно, налаживаться. Конечно, не хозяйство, не экономика вообще, тут целый ряд причин, которые не преодолены, но организационно зарождается массовая дисциплина и размещение людей сообразно их действительной стоимости. Таким образом, я смотрю бодро. Польская война, думаю, будет тяжела. Но даст новый толчок организации, и конечно кончится победой, хотя и очень дорогой.
Шлю привет. Будь здорова. Напиши в Москву. Говорят, письма доходят. В Казань милые почтовые чиновники доставляли письма через 2–3 месяца.
Привет мужу.
Любящий Саша».
(Из Москвы 6.06.1920, Варваринская площадь, Деловой двор, подъезд 1-б, кв. 5, л. арх.).
Скоро в Петроград пришло новое письмо. Верховский писал:
«…Лида и Коля вернулись вчера из санатория, значительно поправились и порозовели. Но тот бедлам, который был здесь эти два месяца, меня совершенно свел с ума. Ибо грязь и неурядицы были ‹нрзб› мне. Я чувствую себя так, как будто из меня вынули всю внутренность. Хочу поехать куда-нибудь проветриться. Иначе я совершенно свернусь.
Получила ли ты муку, которую я послал тебе недели 3 тому назад?
Радуешься ли ты наступлению весны?
Весна в природе и несомненный просвет в общей жизни в связи с подавлением буйницы кронштадтской, «разинщины» нашей революции и предоставления некоторой свободы крестьянам…»
(Из Москвы. 1.04.1921, л. арх).
В этом письме отражены внутриполитические проблемы страны, связанные с подавлением Кронштадтского мятежа и объявления НЭПа, когда Ленин решился похоронить Великую Утопию «всерьез и надолго, но не навсегда». В письме Верховского видна легкая ирония, а слово «разинщина» было взято им в кавычки, что указывает на заимствование из каких-то официальных текстов, бывших в то время в ходу.
Бухаринский лозунг – «Обогащайтесь», вброшенный в массы в 1920-годах, сыграл с поверившими в него злую шутку. Налицо преемственность методов. В. О. Ключевский, к примеру, писал: «В продолжение всего ХIХ века ‹…› русское правительство вело чисто провокаторскую деятельность: оно давало обществу ровно столько свободы, сколько было нужно, чтобы вызвать в нем первые ее проявления, и потом накрывало и карало неосторожных простаков»[563].
«Нас бросала молодость на кронштадтский лед…». Весной 1921 года случилось событие, о котором еще недавно никто из большевистского руководства не мог даже подумать, – изменят самые верные, самые преданные – кронштадтские моряки. Кронштадт считался крепостью большевистской партии, и парадокс ситуации состоял в том, что новые власти никак не хотели поверить, что восстала одна из «движущих сил революции». Опять на краткое время заговорили о Верховском. «Говорят, в Кронштадте Савинков и Верховский» – такой слух был кем-то запущен 3 марта 1921 года во время Кронштадтского мятежа. Вскоре этот слух был опровергнут, но с таким примечанием: «Слухи о том, что Верховский примкнул к Кронштадтскому восстанию, не соответствуют действительности и, вероятно, были основаны на том, что в 1918 году он арестовывался по делу “Союза возрождения”»[564].
После разгрома Кронштадтского мятежа оптимизма у Верховского заметно прибавилось: «…Мы живем, день за днем, в напряжении интереснейшей работы. С тех пор, как изменилась политика, ранее направленная острием против крестьянства, можно бодро смотреть на будущее и работать над созданием армии, которой предстоит совершить столько великих подвигов. Я просто скажу: несмотря на всю тяжесть теперешней жизни, я не променял бы ее на жизнь 100 лет тому назад в эпоху Николая [I. – Ю.C.] Подумай, какая беспросветная тоска. А теперь живешь безрассудными мечтами чудесными! Не падай духом, сестренка. Все перемелется, мука будет».
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
