Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
К виску офицера приставили пистолет и предложили выбор:кричать «Vive la nation!» [113] или умереть. Сквозь слезы он прокричалтребуемое.
– Хорошо, хорошо! – порадовались бунтовщики. – Ты добрыйфранцуз, ступай куда хочешь. Впрочем, постой: объясни нам только, что такоенация?
Офицер растерялся. Он и сам толком не знал.
Спросили второго задержанного. Тот усмехнулся в лицобунтовщикам и объяснил, что nation, а также «Liberté,égalité, fraternité!» [114] – это такие штуки, радикоторых люди перерезают друг другу глотки. Держался он при этом вызывающе, чемвозбудил всеобщую ненависть. Ему предложили для спасения жизни крикнуть:«Aristocrates а la lanterne!» [115] – вполне возможно, что сей рефрен революциипрозвучал тогда впервые…
Пленник вновь издевательски усмехнулся:
– Чтобы крикнуть это, мне нужно сделаться такой же грязью,как ты, – сказал он предводителю бунтовщиков, высокому черноусому человеку сперемазанным лицом, одетому в крестьянский камзол из толстого дикого [116]полотна, давно уже утратившего свой первоначальный цвет. И все же человек этотмало напоминал крестьянина.
– Сделаться грязью? Да будет так! – выкрикнул он сненавистью – и по его сигналу началась расправа.
Пленника, жестоко избитого, вываляли в грязи и, в упоениикрича: «Аристократов – на фонарь! Аристократов – на фонарь!» – вздернули заруки на дерево. Предводитель мятежников разрядил в него свой пистолет.
Какой-то простолюдин кинулся было на выручку, да его такотходили, что он остался в беспамятстве лежать на мостовой.
Тут наконец показался полицейский полк, брошенный навосстановление порядка. Его встретили градом камней, вывернутых из мостовой,топорами, пистолетной стрельбой…
Полиция открыла прицельный огонь. Бунтовщики были сметены иобратились в бегство. Полицейский лейтенант насчитал 130 убитых и 350 раненых.Среди последних были молодой офицер и тот самый простолюдин.
Придя в себя, он начал искать труп пленного, но узнал, чтопредводитель бунтовщиков под шумок приказал снять тело с дерева и бросить его вСену, что и было тотчас выполнено.
Простолюдином, пытавшимся защитить аристократа, был Данила,который, побуждаемый непонятным беспокойством, украдкой последовал за бароном,шедшим в особняк де Монжуа. От него-то и узнали Симолин и Мария о гибели Корфа…
Этот первый бунт вскружил головы парижан: они узнали «вкускрови». На следующее утро в предместье Сент-Антуан рабочие, жившие до этогопроисшествия очень мирно, носили по улицам на носилках трупы, говоря:
– Эти люди хотели защитить Родину; граждане, нужно отомститьза них!
А найти тело Корфа так и не удалось. И Сена не выбросила егона берег… На месте расправы отыскались только синие шелковые лохмотья – чтоосталось от камзола Корфа. Это и похоронили на маленьком кладбище близпригородного монастыря Сент-Женевьев. Мария предпочла именно его, кладбище небыло заковано в мрамор и гранит, как другие в Париже, а холмиками, поросшимитравой, напоминало русские погосты. Над лохмотьями кафтана был насыпан такой жехолм, а сверху поставлен крест и положена небольшая плита с надписьюпо-французски: «Le trait est dans mon coeur» – «Его след в сердце моем». Этобыло правдой – единственной истиной, которую исповедовала теперь Мария.
Глава 27
Точки над i
Прошел год. Угасшая душа Марии лишь слабыми содроганиямиотзывалась на те глубинные толчки, которые сотрясали страну. Казалось, ничтоуже более не могло задеть Марию, поколебать то состояние оцепенения, в котороеона была отныне погружена, однако даже ей порою казалось, что она постепеннопереселялась из Парижа в совсем другой город, а из Франции – в другоегосударство.
Революция во Франции свершилась, и королевская власть былауничтожена. Взятие и разрушение Бастилии, которые сопровождались убийствами,вызывающими у нормальных людей лишь отвращение, ознаменовались народнымпраздником: над окровавленными камнями Бастилии красовалась надпись: «Здесьтанцуют!» Отныне глава французской монархии соглашался на все, что требовал отнего народ – требовал жестоко, разнузданно и варварски. Отрубленные головы«угнетателей» носили по улицам, составлялись новые списки жертв – это былоубедительным доводом! Король поневоле сделался покладистым.
«Полнейшая и беспримерная анархия продолжает приводитьФранцию в состояние полнейшего разрушения. Нет ни судей, ни законов, ниисполнительной власти, и о внешней политике настолько нет речи, как будто этокоролевство вычеркнуто из списка иностранных держав. Национальное собрание,по-видимому, раздирается на части враждебными друг другу кликами. Король икоролева содрогаются в ожидании неисчислимых последствий революции, подобнойкоторой не знают летописи» – так писал Симолин в своем донесении от 7 августа1789 года.
Собственно, обо всем происходящем Мария узнавала именно отСимолина: она жила затворницей, и донесения русского посольства былиединственным источником сведений о событиях в стране. Все письма теперьпроходили через руки Марии: ни одно не переправлялось незашифрованным, а этимона как раз и занималась – ибо прежде то было делом Корфа. Барон и всегда-тонастаивал на шифровке каждой исходящей в Россию бумаги, ибо захват и ограблениекурьеров противной стороны были в ту пору едва ли не основным средствомразведки. Теперь это стало жизненной необходимостью, ибо не только в сведениях,но и в нелицеприятных оценках их содержалась великая опасность: за одно смелоеили даже неосторожное слово против революции и ее вождей люди лишались жизни, ихотя граф Анри де Монморен все еще оставался министром иностранных дел, по мересил своих пытаясь соблюдать дипломатический декорум с посольствами, руки у негобыли связаны таким же страхом смерти, который опутал теперь всю Францию.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
