у двери пушкари знали меня в лицо как частого гостя мастера Липтона, поэтому сразу впустили, и я вошел внутрь. Я с радостью приложился к чаше с лимонным белым вином, оглядываясь на оконные ставни, чтобы проверить, не отстали ли мои преследователи. Я видел, что они пробежали мимо: орел впереди, а за ним сгорбленные Раздвоенная Борода и боксер, прижимавший салфетку к кровоточившей голове.
Стены Зала пушкарей, как и мясников, украшали инструменты их профессии. Если у последних это были ножи, топоры и чеканы, то в зале канониров на стенах висели черпаки, шомпола и другие предметы. Я взял наугад один из них и спросил у стоявшего рядом артиллериста, что это такое.
– Фитильный пальник, сэр, – ответил он.
– Очень хорошо, – сказал я.
Фитильный пальник состоял из деревянной ручки длиной в ярд и раздвоенной металлической вилки с закрепленным в ней фитилем. Паяльник использовали для безопасного поджога пороха с расстояния, чтобы артиллерист не пострадал от отдачи.
Я вышел из здания Гильдии, быстро нагнал боксера, держа фитильный пальник обеими руками, и изо всей силы треснул его по голове за ухом. Несчастный рухнул на мостовую как подкошенный, а я перескочил через его тело и все тем же пальником врезал Раздвоенной Бороде по голове.
Сей достойный человек завопил и бросился бежать, хотя его заметно пошатывало при каждом шаге, а я остался лицом к лицу с третьим противником – орлом, который успел ко мне повернуться. Я узнал за маской Покатые Плечи и поднял фитильный пальник, словно собрался нанести удар сверху. Он вскинул руки, защищая голову, но я молниеносно опустил оружие и сильно ткнул его в живот.
Орел со стоном сложился пополам, тогда я добавил ему по голове, правда, не очень сильно, и он упал на одно колено.
– Если ты еще раз ко мне приблизишься, – сказал я, – я разберусь с тобой так же, как с сэром Бэзилом.
Затем, чувствуя себя совершенно правым и слегка дрожа после испытанных переживаний, я вернулся в зал Гильдии пушкарей и повесил фитильный пальник на место.
Мое нападение на трех людей на улице привлекло некоторое внимание – из собравшейся вокруг небольшой толпы во время потасовки доносились редкие крики – в основном нас окружали пушкари, вышедшие из здания, чтобы посмотреть на драку, и, когда я вернулся, обступили меня, наградив за храбрость уважительными взглядами.
– Эти трое напали на меня на Канцлер-роуд, – объяснился я. – И я побежал к вам – туда, где рассчитывал найти друзей.
И они оказались настоящими друзьями: стоило мне рассказать им про свои проблемы, меня снова угостили вином, мягким сыром и свежим хлебом, внимательно выслушали мой рассказ, а потерявшего сознание боксера унесли к лекарю.
Ко мне подошел мастер-пушкарь Липтон, чье лицо в обрамлении белой бороды казалось розовым, и, когда моя история подошла к концу, он меня поздравил.
– Ты отлично вооружился и атаковал неожиданно, – сказал он. – Полезная стратегия, вне всякого сомнения, однако ты должен понимать, что противник может вооружиться еще лучше и также атаковать из засады. Что, – добавил он философски, – приведет к тому, что ты раздобудешь еще более эффективное оружие и так далее, а в результате неизбежно снова придешь сюда. Ведь нет оружия лучше пушки!
– Однако ее трудновато использовать в уличной драке, – заметил я.
– Нет ничего проще, – ответил Липтон. – Заряд картечи разом очистит улицу от любых драчунов.
Я рассмеялся:
– Тогда позвольте мне захватить домой одно из ваших орудий.
– К сожалению, теперь всеми пушками командует королева, – сказал Липтон. – И даже мною лично, потому что она поставила меня во главе батареи полукулеврин в предстоящей кампании.
– Мои поздравления, мастер! – Я поднял свою чашу. – И пусть трепещут перед вашими выстрелами стены вражеских крепостей.
– Благодарю, юноша. А теперь, раз уж мне не дозволено зарядить в твою честь пушку, позволь наполнить твою чашу.
Мы поговорили о предстоящей кампании, и я упомянул о том, что беседовал с рыцарем-маршалом, который показался мне слишком дряхлым, чтобы занимать столь важную должность – к тому же склонен к суевериям, если учесть количество украшавших его амулетов.
– Он был очень удачлив на войне, – сказал Липтон. – А мой опыт подсказывает, что не следует становиться между солдатом и его удачей. Впрочем, быть великим генералом не так уж сложно, ведь сражения не более чем игра в «камень, ножницы, бумага», а победить в ней способен кто угодно.
– Да, я в нее тоже играл. Значит ли это, что я способен встать во главе армии королевы? – поинтересовался я.
– Ты мог бы, если бы понял, как именно солдаты в нее играют. Вот послушай: есть три руки – кавалерия, копейщики и стрелки с кремневыми ружьями. – Он взял большой ломоть хлеба и положил между нами. – Вот копейщики.
Вилки исполнили роль стрелков, а ножи – кавалерии.
– Ружья победят копейщиков, – сказал он, – поскольку они способны стрелять с расстояния, с которого копья не смогут их достать. Кавалерия победит стрелков, она их просто растопчет. А копейщики победят кавалерию, потому что всадники не смогут к ним приблизиться. Как видишь, это классический случай «камень, ножницы, бумага».
Я посмотрел на диспозицию сражения на столе.
– И как артиллерия в это играет? – спросил я.
Он рассмеялся, показав желтые зубы.
– Конечно, гений артиллерии лучше всего проявляет себя при осаде крепостей. Но и в полевых сражениях мы способны эффективно рассеять строй копейщиков.
Я взял пару ножей.
– Выходит, когда строй копейщиков нарушен, кавалерия сможет их победить?
– Несомненно.
Я рассмеялся:
– Значит, теперь я могу быть генерал-капитаном?
Он поднял руку и благословил меня.
– Ты получил замечательный урок. Будь генералом, юноша, и вышвырни повстанцев с поля боя.
Я оставался у пушкарей до заката, а с наступлением вечера направился на ужин в зал Гильдии мясников. На улицах продолжался праздник, появились звери в установленных на тележках клетках – в одной из них медведь танцевал матросский танец, в другой тюлени подбрасывали носами мяч, в третьей лев спал на соломенной подстилке, не обращая внимания на зрителей. Еще я увидел одного из представителей маленького народца, правителя которого, принца Альбиза, пленили в его подземном царстве под Пиками Миннита. Однако я решил, что передо мной простой гном, выкрашенный коричневой краской и одетый в потертый бархат.
Я двигался вместе с веселой толпой, среди людей, одетых в маски докторов, эльфов, королев и лучников в красных шапках, и даже остановился, чтобы посмотреть на труппу жонглеров, швырявших в воздух огненные факелы. Я стоял за рядом плечистых каменщиков, и мне пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть представление.
И тут я
