в сияющем доспехе, личине и плаще, как из воспоминаний Горыныча. В его руке — объятый пламенем кладенец. Замах — и раскаленное острие с шипением вонзается в живот еще живого чародея, и седой юноша ревет сквозь стиснутые зубы, не в силах стерпеть нечеловеческую боль.
— Ну надо же, — прогудел царь из-под маски. — А говорят, ты — что мертвяк, и вообще ничего не чувствуешь. Похоже, это облегчит мне задачу.
— Не трогай его! — в сердцах закричала Яра. — Не смей!
— Заткнись, тварь, — удар латной рукавицы повалил подругу набок. — А ты — другая тварь — говори, куда спрятал свою смерть на этот раз.
— В иглу, — Кощей скривил окровавленные губы в презрительной усмешке. — Иглу — в яйцо. Яйцо — в ларец. Ларец — в утку. Утку — в зайца. Зайца — тебе в задницу.
Царь с гулким рыком вонзил острие повыше колена и с наслаждением покачал вперед-назад. Пленник запрокинул голову и взвыл, что январская вьюга, но быстро прошел в себя и улыбнулся своей названной дочери.
«Все будет хорошо, — раздалось в ее голове. — Скоро я вернусь, и они заплатят за все».
— Не надо… — Ярослава стиснула зубы и ткнулась лбом во влажные доски. — Не мучайте его…
— Где… — мокрый хруст, — ты спрятал, — треск разрезанных сухожилий, — свою смерть… — скрип скоблящего лезвия по кости.
— На острове Буяне, — чародей расхохотался, блеклым взором глядя в низкое небо. — В царстве славного султана…
— Принесите сундуки, — царь покачал головой, примеряясь к размеру будущих фрагментов. — Шесть штук. С самой лучшей защитой. Ну а мы с тобой продолжим…
«Скажи им! Путь лучше пытают меня!».
«Ни за что. Тогда убьют нас обоих. А я слишком сильно тебя люблю, чтобы допустить подобное… Не волнуйся, мой светик. Для папы это — что заноза. Я скоро засну, а ты потом меня разбудишь».
Яра стиснула губы и беззвучно разревелась. Воевода людей меж тем отделил правую ногу — с предельной жестокостью и болью, после чего приближенные волшебники запечатали ее в рунном коробе о семи замках и семи печатях.
— Спрашиваю еще раз, — клинок взмыл над левым коленом. — Где твоя смерть?
— Где моя — ты никогда не узнаешь, — Кощей рассмеялся палачу в личину. — А вот ты свою обрящешь очень скоро.
— Это — неправильный ответ, — меч медленно вошел в плоть.
После нескольких очень долгих минут вторая конечность повторила судьбу первой, а воитель задал тот же вопрос.
— Клянусь всеми богами, — прошипел Кощей. — Клянусь всеми стихиями… Я отомщу тебе, мразь. Тебе — и всем твоим прихлебателям. И отомщу страшно — за каждого, кого вы загубили.
Видения исчезли — больше в них не было нужды, я и так знал, чем все закончится. Я вновь оказался в гремящем и дрожащем подземелье, а напротив стояла Яра со слезами на глазах и солнечным копьем в руке.
— Ты все же решила его воскресить? — спросил я с тревогой, плавно переходящей в ужас. — Но тогда… война неизбежна. Война, в которой сгинут наши народы. Война, в которой мы будем по разные стороны…
— Я очень хотела вернуть Кощея… — девушка уронила голову на грудь и шмыгнула. — До тех пор, пока не полюбила тебя всем сердцем.
— Ты… — у меня перехватило дыхание, — что?
— Сначала я не испытывала к тебе ничего, кроме ненависти и презрения… Как и к любому другому человеку. Но я прятала это зло, чтобы продолжать использовать тебя в своих целях. Однако порой эта злоба все же прорывалась, и я едва сдерживалась, чтобы не навалять тебе по первое число.
Кто бы спорил. Характер у нее — тот еще.
— Но затем ненависть сменилась любопытством. Ты вел себя не так, как обычные люди. Проявлял искренний интерес к бедам и чаяниями моих побратимов. И более того — не считал их низшим сортом и чудовищами, достойными только истребления. Ты… глядел на нас, как на равных, и это заставило меня саму посмотреть на тебя иными глазами.
Я хотел ответить, но Яра вскинула палец и продолжила:
— К моему величайшему удивлению, любопытство быстро сменилось симпатией. Особенно после того, как ты помог Горынычу и Яге и ничего не взял взамен. Более того — отдал змею все то, чем тебя наградили купцы. И если поначалу я думала, что все это отношение — лишь из страха и желания примазаться к влиятельной нечисти, то затем ты доказал обратное, рискуя шкурой так, словно помогал близким друзьям, а то и родичам.
Тяжелый вздох и финишная прямая:
— Но последнюю точку поставило твое отношение ко мне. Которое ярче всего проявилось в старом городе, где ты всерьез едва не убил себя, чтобы спасти мою жизнь. Наш первый поцелуй показался вынужденной мерой, переизбытком чувств на фоне наступающей смерти, и я решила проверить, что движет тобой — сердце, или кое-что пониже. И предложила тебе себя в той комнате у Яги, но ты… отказался. И когда мы лежали в обнимку, я четко осознала, как же сильно не хочу покидать твои объятия… Поэтому… я признаюсь во всем здесь и сейчас, потому что потом будет уже поздно. Я врала тебе, Савелий Раков. Я использовала тебя. И я люблю тебя так сильно, как только женщина способна любить мужчину. Однако мое сердце готово разорваться пополам, потому что в нем живет еще одна любовь.
— На кону — тысячи жизней. Я все понимаю, но может стоит повременить с воскрешением?
— Речь вообще не о нем. Покуда тело Кощея цело, найдутся люди и нелюди, что попытаются вернуть его душу — или то, во что она превратилась за эти годы. А значит, над Навью всегда будет висеть угроза войны. Которой я больше не хочу, потому что не смогу поднять против тебя меч… И не только против тебя, но и против людей в целом. Потому что отношение изменилось ни к тебе одному.
— Труп можно перепрятать… — наивно ляпнул я, еще не понимая, к чему все идет.
— Надолго ли? — она хмыкнула. — Есть только один шанс отвести беду — уничтожить оболочку.
— Но как?
— Той же силой, что способна ее оживить. Сокрытого во мне Света хватит, чтобы раз и навсегда уничтожить Кощея.
