и чего ей не нужно, что для семьи хорошо и что плохо.
Отец в семье представлял собою небеса, а землю в семье представляла мать. В исходной вере славян всеобщим же Отцом для всех было Небо. А всеобщей Матерью для всех людей была Мать Сыра Земля. Как ни любили свою землю наши отцы, деды и прадеды, наши бабушки и прабабушки, главным для них было родное небо.
Тихомир сказал:
– Так самое главное – это небесный огонь! Огонь всегда посылается на землю небесами. На небе ведь главный огонь. Оттуда светят Солнце, Луна, планеты и звезды. Костер на земле – тоже посланник неба. Он является представителем огня небесного!
Андрей Георгиевич сказал:
– Конечно это так. И костер, вокруг которого мы сидим, это и есть Отец. А земля, согретая этим костром, это и есть Мать. Они и есть отец и мать всех тех людей, что сидят на этой теплой земле вокруг этого греющего костра. Наши Предки считали, что, сидя вокруг костра, все сидели подле Отца, на коленях у Матери Сырой Земли. Рождает все на свете земля-матушка. И во всем, что она родила, есть тепло отца-неба.
В древности живот и передняя поверхность ног женщины назывались «родины». Ребенок, сидя на коленях матери, сидит на ее «родинах». Иначе говоря, он сидит на своей Родине. Вот посему-поэтому по-русски теплая земля вокруг костра называется Родина-мать.
Если заключить костер в очаг, одеть огонь в камень, то отцом станет очаг. А матерью тогда будет земля с очагом, заключенная в стены. То есть матерью будет дом, жилище, в котором есть очаг. Очаг-отец обогревает дом, а стены и крыша дома не дают залить дождем или задуть ветром огонь в очаге.
Отец в доме приносит к очагу новые дрова, а мать в доме этими дровами топит очаг и поддерживает в нем огонь. Она не дает огню погаснуть. Мать пользуется очагом для приготовления пищи, для сушки одежды и для многих других разнообразных нужд. Таким образом, в переносном смысле отец в доме является огнем, а мать в доме есть все то, что этим огнем согрето и освещено.
Мать распределяет тепло по дому и создает в доме уют и порядок. Руки отца всегда что-то делают в доме, и что-то в них всегда горит. В руках отца горит какое-то дело. Мы и сейчас так и говорим: «Дело горит в руках». Или еще говорим: «человек горит своим делом, своими идеями». И даже говорим еще: «Человек сгорел на работе». В большом переносном смысле, все, что делается на земле, есть то, что на ней горит! Или, точнее, то, чем она горит. И согрета, обогрета земля всеми теми делами, которые горят в руках всех тружеников и тружениц на этой земле.
Тихомир спросил:
– Так что же такое Отечество?
Андрей Георгиевич остановился, обернулся к Тихомиру и очень серьезно ответил:
– Отечество – это все прежние и нынешние деятели родной земли и все, что на ней делается. Отечество – это деятельность и готовность к действиям.
А Родина – это вся та земля, которая этой деятельностью согрета. Родина – это вся та земля, на которой живут, о которой помнят, которую чтут и о которой заботятся.
В исходной вере наши предки не то чтобы приравнивали женщину к земле – наши предки женщину и землю полностью отождествляли. Для православного славянина земля – это женщина, а женщина – это земля. Рожает женщина, становясь матерью, и рожает земля. Поэтому мы говорим матушка-земля. Семя, посаженное в землю, образует плод. Семя во чреве женщины образует плод. Поэтому и земля, и женщина назывались у наших предков Богородицей, сотворяющей из семени плод по образу и подобию.
Поясом Богородицы называли на Руси пахотные и обжитые, обихоженные земли. Потеряв женщину, наши предки всегда теряли кусок земли. Говорили: «Дочь – отрезанный ломоть». Тем отрезанным ломтем был именно надел земли. Отдавая дочь замуж, отец отдавал зятю надел земли в качестве приданого. Такая земля была потерей для семьи и для всего рода. Сыновья же приносили в семью вместе с женами землю. С сыновьями земля в семье и в роду прирастала.
Потеря же мужчины – это потеря огня. Потеря деятельного, горящего делом мужчины – это потеря для Отечества. Потеря всякого деятеля для нашей Родины – это потеря частички огня, тепла и света. Пока мужчины служат своему Отечеству, костер-очаг на Родине горит. Обогрета им родная земля – Родина.
Мужчины, защищая Родину, защищают свою землю, свои семьи, свои дома, свой народ. Сражаясь же за Отечество, мужчины отстаивают свою веру, свои смыслы, свои традиции, свой образ жизни, свое понимание добра, достоинства, чести и справедливости.
Свободная Родина – это родная земля, никем не захваченная. Свободное Отечество – это мысли и смысл жизни, не захваченные чужими идеями, чужими ценностями, чужим мировоззрением и чужой мечтой.
Тихомир проговорил:
– Сообщество отцов – это Отечество. Сообщество матерей – это Родина. Родина-мать.
Андрей Георгиевич поднес факел поближе к лицу Тихомира так, что в его зрачках отразились огоньки:
– Отечество – это идущие от прадеда к деду, от деда к отцу и от отца к сыну заветы предков, это честь, долг, родовой очаг и справедливость. Родина – это земля, это дом, это семейный очаг, это пахотные поля, огороды, пастбища, это наши погосты и капища предков.
* * *
Андрей Георгиевич подошел к самому древнему саркофагу, присел и что-то сделал, после чего раздался скрежет. Саркофаг стал медленно сдвигаться в сторону, открывая вид на лестницу, ведущую глубоко вниз.
– Это один из входов в московские катакомбы! – сказал он.
* * *
В таком же порядке, как и пришли в склеп, мужчины спустились по длинной лестнице и попали в темный коридор.
Пошли «гуськом» нескончаемыми сводчатыми проходами, освещая себе путь факелами.
Андрей Георгиевич объяснял:
– Сейчас мы идем по туннелю под Москвой-рекой. Это секретный туннель! Он ведет нас от Новодевичьего монастыря под рекой в сторону Поклонной горы.
Тихомир вспомнил, как в гимназии рассказывали, что название Поклонной горы произошло от того, что в этом месте прибывающие или уезжающие из города люди кланялись Москве и ее святыням, выражая свое почтение.
Андрей Георгиевич, словно прочитав его мысли, сказал:
– Название холма как только не трактуется! Некоторые думают, что Поклонная гора – это было приветственное место по завершению старой Смоленской дороги, где приветствовали важных лиц и иностранных послов…
Тихомир перебил:
– А на самом деле?
Андрей Георгиевич как бы совершенно обыденно произнес:
– На самом деле этот холм
