Ты такой трус, что предпочитаешь стоять и стрелять в меня, а не смотреть мне прямо в глаза, когда забираешь мою жизнь? Потому что я не знаю, чувак. Думаю, что лично я предпочел бы обхватить руками твою чертову шею и смотреть на тебя до тех пор, пока ты не сможешь отвести взгляд.
Было рискованно разговаривать таким образом с человеком, держащим в руках пистолет, особенно когда этот человек появился у нас на пороге, не имея на уме ничего, кроме убийства. Знал, что играю с огнем, но мне нужно было выиграть время. Это было все, что я делал, просто выигрывал для нас еще немного времени, пока сюда не приедут копы. Тогда они увезут его и запрут надолго, а мы, наконец, сможем жить дальше, не думая о том, что за каждым углом притаился монстр.
Может быть, мы поженимся.
Может быть, у нас появится еще один ребенок.
Может быть, когда-нибудь у нас даже будет достаточно денег, чтобы купить дом в историческом районе Ривер-Каньона. Один из тех красивых старых домов с белым забором и большим двором. Много места для собаки, качелей и садоводства.
Это были приятные мысли. Но это были лишь несбыточные мечты человека, отчаянно желающего, чтобы у него осталось время на их осуществление.
Этого вызова оказалось достаточно, чтобы заставить Сета сжать челюсти, когда он сделал оставшиеся шаги, сокращая расстояние между нами. Я замахнулся сильно, но слишком низко, зацепив лишь его руку и выведя из равновесия травмированную ногу. Это отбросило его на пару шагов назад, он зашипел от боли, но не дрогнул.
— Ну что, придурок, — сказал он сквозь стиснутые зубы, пока я пытался устоять на ногах и снова поднять биту, — как тебе такой трус?
И прежде чем я успел подумать, прежде чем успел отреагировать, прежде чем успел представить себе еще один идеальный сценарий идеальной жизни, которой у меня никогда не будет, его холодные, мертвые глаза встретились с моими, когда он бросился вперед, прижал ствол пистолета к моему животу и выстрелил.
Следующие несколько минут показались мне сюрреалистичными: дождь бил по крыше, а бита выскользнула из моей руки на пол.
Я задыхался и прижимал руки к животу, осознавая, что он выстрелил в меня. Осознавал, что истекаю кровью, когда тепло просачивалось сквозь рубашку и между пальцами. Дыхание покидало легкие короткими, неглубокими очередями… но я ничего не чувствовал.
Сет смотрел мне в глаза, а я тянул руку, хватаясь за его рубашку. Пытался удержаться, пока не смог больше стоять.
— Теперь я буду ждать прямо здесь, — усмехнулся он, не сводя взгляда с моих коленей, — и буду смотреть в твои гребаные глаза, пока ты не перестанешь жалеть о прошлом.
Где-то вдалеке завыли сирены — целый хор, и я закашлялся, ощутив во рту тяжелый привкус меди.
Затем я улыбнулся.
«Хорошая работа, дружок».
— Какого хуя ты лыбишься? — прорычал Сет, крепко сжимая мою рубашку.
— Потому что… — прохрипел я, лежа на полу и страстно желая поменяться местами с человеком, смотрящим на меня сверху вниз. — Я выиграл.
Он наклонил голову, в его глазах бушевала ярость.
— С чего ты взял?
Я подумал о Рейн. Думал о Ное.
Думал о том коротком времени, которое мы провели вместе. О счастье, которое я испытал. О свободе, которую мне довелось познать. О любви и семье.
И я подумал о том, что они смогут жить дальше, никогда больше не боясь этого человека.
— Потому что о-они все еще здесь.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
РЕЙН
Повзрослев, я обнаружила, что невозможно не замечать Солджера Мэйсона.
Парень не был популярен в том смысле, в каком знаменитости прокладывают себе путь вверх по социальной лестнице, пока каждая семья в Америке не будет знать их имя. На самом деле, он вообще не был особо популярен, особенно в толпе, которую привлекала «Яма».
Солджер был известен просто тем, что существовал.
Он был добрым. Был поразительно привлекателен в детстве и, несомненно, великолепен во взрослой жизни. Солджер был щедрым. Был внимателен и обладал неослабевающим комплексом героя. И каждая из этих черт способствовала тому, что его существование затрагивало каждого, кто когда-либо с ним соприкасался.
Так что, да, не заметить его было невозможно, и я никогда не забуду, как он впервые обратил на меня внимание.
Была обычная среда, и мы с мамой после школы ходили за продуктами. Я была ребенком, всего двенадцать лет или около того, и не могла дотянуться до бутылки оливкового масла на верхней полке. И с каждой попыткой дотянуться до последней бутылки, засунутой в самый дальний угол, все больше расстраивалась и боялась, что придется возвращаться к маме с пустыми руками, пока невероятно высокий мальчик не протянул руку над моей головой и не схватил ее, не потупив взор.
— Вот, — сказал он, опуская бутылку перед моими глазами.
Я оглянулась через плечо, открыв рот, как одна из золотых рыбок, которых Сторми выиграла на карнавале несколько месяцев назад.
— Спасибо, — прошептала я, удивляясь, что вообще смогла найти свой голос — он был так хорош собой.
И, о Боже, он вообще был таким. Лицо парня выглядело так, словно его можно было увидеть в одном из моих подростковых журналов, рядом с другими юношескими сердцеедами нашего времени, с его волнистыми темными волосами, завидным строением костей и глазами цвета меда. И он был выше даже моего отца, которого раньше считала самым высоким и сильным мужчиной из всех, кого я знала, но там, в одиннадцатом проходе, я уже не была так уверена.
И также не была уверена в том новом чувстве, возникшем, набухающем и согревающем область внизу моего живота при виде его улыбки.
— Да, без проблем, — ответил он. — Хорошего дня, ладно?
И на этом все закончилось. Это был первый раз, когда я по-настоящему познакомилась с Солджером Мэйсоном, первый раз, когда он скрасил мой день и заставил меня усомниться в своих эмоциях.