Декабрь 1888 год. Город Бентон, штат Вайоминг
Солнце над горами поднималось тяжело, словно нехотя, но его первые лучи, проделав в тяжелых снежных тучах отверстия, как будто пробивали дорогу для остальных.
— Сегодня будет солнечно, и люди выйдут на праздник с большой охотой, - Пенелопа каждое утро смотрела на горы таким ожидающим взглядом, словно ждала возвращения близкого человека.
— Лео приедет к началу. Должен успеть с вечерним поездом, - руки мои лежали на огромном, как баскетбольный мяч, животе. Ребенок должен родиться в первых числах января, и Лео обещал задержаться на этот раз дома аж до весны.
Нам предстоял переезд в большой двухэтажный дом, который был закончен. Наша старшая дочь вот уже неделю проводила там все свое время, с утра до вечера наводя порядок в своей личной комнате. Весной моей Лидии исполнится восемь, но она уже читает и разговаривает на двух языках. Я не планировала воспитать «синий чулок», но она с таким упорством занимается «науками», как сама это называет, что мне становится страшновато.
Альфред и Елена тоже приедут с Лео и будут гостить в нашем новом доме пару недель. С дедом у Лиды особые отношения: она планирует в будущем «занять его кресло».
В Бентоне, который в этом году насчитал более десяти тысяч жителей, снова появилась причина отпраздновать. Он стал городом, где открывается шестая школа, есть три театра, огромное количество магазинов и чистых ухоженных улиц для прогулок.
Первая больница появилась сразу после рождения моей дочери. А через пару лет их было четыре.
Ирэн со своими девушками ушли из города, как только в нем появилась первая церковь. Пастору даже не пришлось выходить с ней на диалог. Город становился семейным, а Ирэн по своему опыту знала, что каждая вторая из жен может легко раздобыть баночку с кислотой. Тем более наука уже хорошо шагнула вперед, и выбор был достаточный.
Ленни с Дином отпраздновали свадьбу сразу после суда, организованного Оскаром. Каким-то чудом Дин либо не узнал, либо не придал значения тому факту, кем его жена была раньше.
В нашем городке есть даже пожарная станция с высоченной водонапорной башней и смешными пожарными подводами на лошадях. Вдоль реки на многие мили тянутся дома и земли фермеров, где по утрам лошади, коровы и овцы выходят на поля. А над горами поднимается густой, как молочный кисель, туман.
Сейчас время словно замерло, переживая зиму. Природа отдыхает, готовясь к буйному цветению летом. А я любуюсь этим местом, как своим ребенком, который растет так скоро, что я не успеваю замечать всех перемен и переживаю на этот счет больше всего остального.
— Сын не дождется начала года, Вики. Родится в этом, - вдруг сказала Пенелопа и снова замолчала. За эти восемь лет моя подруга и компаньонка родила троих детей и знала куда больше моего. Но мне казалось, что дело вовсе не в опыте, а в чем-то волшебном, в чем-то сокровенном, чем владеет только одна Пенелопа и, возможно, ее предки.
— Значит, так надо, - только и ответила я, даже не спрашивая, откуда она знает пол ребенка.
— Мы с тобой почти ровесницы, но сидим всегда, словно две старушки, - Пенелопа засмеялась. – Это сказала мне вчера Лидия.
— Ты знаешь, я с ней согласна, - я посмотрела на Пенелопу, на руках которой лежал пухлый сверток из одеяла и пледа. Ее третий сын хорошо спал только на улице. Дома он устраивал такой шум, что ее семья в шутку даже предлагала построить ему небольшой домик под окном.
— Да, похоже, ему совсем не страшен морозный воздух, - поймав мой взгляд на одеяле, сказала Пенелопа. – Надеюсь, у твоего тоже будет такая привычка, потому что сидеть тут одной, знаешь ли, не очень хорошая история.
Было сделано так много, что мне казалось иногда, будто это вовсе не моя история. Я помнила себя больше на этой самой террасе сначала с таким же огромным животом, потом с маленькой Лидией на руках. С Лео, начавшим ходить, а потом с делающей первые шаги дочерью. Дни были словно свитки, в которых не видно всего текста, а прочесть можно лишь заголовки. И в каждом этом заголовке была моя семья.
Люди, живущие здесь, и даже мэр Уорен считали, что не будь меня, не было бы этого места. От этого мне становилось неудобно, словно я намеренно присвоила себе это достижение. Но это грело мою душу.
Каши как-то незаметно для всех стали очень важной частью жизни американцев. Да, спустя время появились реплики, но такого охвата, как наши каши «Хот лав» не получила ни одна марка. И эти пресловутые банки, как я и планировала, теперь были в каждом доме. Люди хранили в них крупы, мелочи, пуговицы и даже делали из них копилки.
Вся железная дорога имела в своем арсенале питания нашу кашу.
Фабрика больше не была одним кирпичным зданием, а занимала целый квартал. Я надеялась на то, что в будущем, когда меня не станет, а где-то в параллельной вселенной родится девочка с именем Любовь, эта фабрика будет уже музеем или, как минимум, знаковым местом целого округа.
Оскар, как нам рассказали, через год после того происшествия перевелся в другой округ, где снова начал работать детективом. Но влез в какую-то аферу и, потеряв руку, вернулся в дом отца. К тому времени старший Брекстон слег, и всеми делами заведовал младший брат Оскара. Выделив Оскару ежемесячное содержание, он позволил пуститься бывшему шерифу в разгульную жизнь с долгами и часто сменяющимися женщинами. А потом он просто пропал.
К вечеру на берегу снова стояли длинные столы, горели десятки костров, возле которых жарилось мясо,овощи, здесь же разливался в принесенные с собой жителями кружки удивительно ароматный и терпкий глинтвейн.
Я тепло оделась, проследила, чтобы дочка надела теплые рейтузы, и мы вдвоем направились к станции встречать наших родных.
