что от удара ножом Миролюба отделяет лишь миг. А еще то, как привычно лежал нож в с виду расслабленной руке, выглядело пугающе. Они оба не шутили. Альгидрас вправду умел с ним обращаться.
– Не стоит, хванец, – спокойно сказал Миролюб. – Я в кольчуге. Не успеешь. А коль успеешь, так за воротами моя дружина. Живым не уйдешь.
– Тебе уже от того проку не будет, – Альгидрас несколько мгновений неотрывно смотрел в лицо Миролюбу, а потом коротко взмахнул рукой – и мое сердце едва не остановилось.
Миролюб не дрогнул, когда тяжелый нож вошел в землю по самую рукоять в паре шагов от них обоих. Спустя миг его рука опустилась, и я только сейчас поняла, что он был готов выхватить меч.
– Свитки там были, княжич. Я писал за море. Торговцы ответы привезли. Не хотел, чтобы в Свири о том говорили.
– Хванец, скажу лишь раз: коль что за спиной Радима затеваешь, молись своим богам, чтобы смерть была быстрой.
Альгидрас выпрямился так, что даже стал казаться выше ростом.
– Я не стану делать зла.
– Поклянись.
– На чем?
– На чем клялись хваны?
Альгидрас поморщился и отвел взгляд:
– На Святыне. Но ее у меня, как понимаешь, нет.
– А если Святыни рядом не было?
– Меня воспитывал старый наемник, княжич.
Миролюб присвистнул.
– Он клялся на мече. Меча у меня тоже при себе нет, но…
С этими словами Альгидрас подошел к кинжалу, выдернул его из земли, отер лезвие о штаны и положил кинжал на ладонь, направив острие в сторону сердца. Второй ладонью он накрыл лезвие и четко произнес, глядя на Миролюба:
– Клянусь, что никогда не стану делать зла побратиму.
Что-то в формулировке этой клятвы мне не понравилось, однако Миролюб кивнул, принимая ее.
– Пора мне, – коротко сказал он. – А то изжарюсь скоро в доспехе.
Альгидрас чуть улыбнулся, отточенным жестом возвращая кинжал в ножны, а потом поднял взгляд на Миролюба и вдруг застыл. Миролюб, не замечая этого, повертел головой и потер ладонью шею так, что влажные волосы встопорщились на затылке. Он не заметил взгляда Альгидраса, а мне вдруг стало дурно. Точно так же тот смотрел на меня на берегу Стремны, когда увидел на вороте платья Всемилы нарядную вышивку. Миролюб отер лицо и наконец посмотрел на Альгидраса.
– Что? – настороженно спросил он.
– Это твоя кольчуга? – медленно спросил Альгидрас.
Миролюб окинул себя взглядом, усмехнулся:
– А не похоже?
– Пластина на вороте всегда была?
– А, ты об этом? – Миролюб потер рукой кольчугу над ключицами.
Я прильнула к забору и жутко пожалела, что не стала рассматривать кольчугу. Миролюб стоял ко мне спиной, и я понятия не имела, о какой пластине они говорят и что в ней могло так насторожить Альгидраса.
– Пластина дядьки моего, Светозара. Он в битве с кварами погиб, у отца на руках. Еще до моего рождения. А почему спросил?
– А у Светозара она от кого была? – вопросом на вопрос ответил Альгидрас.
– Не знаю. Да на что тебе? Это просто оберег, хванец.
– Дядьку-то не сберег.
– А меня сбережет, – твердо ответил Миролюб.
– Может, и сбережет, – серьезно откликнулся Альгидрас. – Чему же еще верить, как не священным словам…
– Словам? – удивленно воскликнул Миролюб. – Я думал, узор просто.
– Здесь написано: «Да не прервется род». Не снимай ее в Дворище, княжич.
– Не стану, – Миролюб замолчал, словно раздумывая, что еще сказать, а потом произнес: – Пора мне. И так задержался.
«Да не прервется род»? Я застыла, перестав дышать. На Миролюбе пластина с хванским заговором?
Миролюб круто развернулся, и я едва не упала, потому что Серый, которого я держала за ошейник, рванул в его сторону. Я едва успела ухватиться за забор свободной рукой и разжать пальцы. Цепь была длинной, и я опасалась, что Миролюб может пострадать. Серый низко зарычал. Миролюб замер как вкопанный и сделал шаг назад. Я посмотрела на Альгидраса в ожидании помощи – сама я пса не удержу.
– Псина, – доверительно начал Миролюб, весело подмигнул мне и снова посмотрел на ощерившегося Серого. – Кольчуга на мне с оберегом. Так что не рычи.
Альгидрас обошел Миролюба и крепко взял Серого за ошейник.
– Ты бы так с ним не храбрился, княжич, – проговорил он, оттаскивая пса к будке. – А то откусит еще чего.
– Так не прервется же род! – возмутился Миролюб, снова мне подмигивая.
Я чуть улыбнулась, не зная, как должна отреагировать на столь откровенную шутку, и порадовалась тому, что Миролюб отправляется в путь в приподнятом настроении. Альгидрас не отреагировал на веселое замечание, вместо этого произнес:
– Проходи, княжич. Только поторопись.
Миролюб не заставил себя уговаривать: он быстро прошел мимо рычащего пса, а я вдруг подумала, что не знаю, смогла бы я сама решиться на такой шаг. Сейчас Альгидрас удерживал пса не столько силой – силой бы он тоже ничего сделать не смог, – сколько своим умением управляться с Серым. И, проходя мимо, Миролюб не мог не понимать, что стоит Альгидрасу разрешить Серому броситься – княжество останется без наследника. И никто после не докажет, что сделано это было специально. Не удержал, и всё. Однако Миролюб шел уверенно и ни на миг не задержался. Отворив калитку, он обернулся.
– Я провожу, – спохватилась я и бросилась к выходу.
Альгидрас выпустил пса и вышел за мной. Серый не рванул за нами, как я ожидала, а стал недовольно вертеться, выбирая место, куда улечься.
На улице городской житель во мне разинул рот в восхищении. Передо мной развернулась сцена из фильма: на широкой дороге переминались с ноги на ногу, нервно всхрапывали и просто вскидывали головы длинноногие кони. Они были первыми, на кого я обратила внимание. Потом уже заметила синие плащи дружины Миролюба. Я насчитала шестнадцать воинов. Несколько человек сидели в седлах, рассеянно теребя конские гривы и поглаживая животных по шее, и перебрасывались шутками, на их лицах были улыбки. Большая же часть воинов спешилась. Неудивительно, ведь им предстояло провести в седлах не один час. Однако я заметила, что здесь были не только мужчины. То тут, то там виднелись нарядные платья. Свирские девушки миловались, как здесь говорили, с княжескими воинами. Некоторые делали это совсем уж откровенно. Я удивленно оглянулась на Альгидраса, пытаясь понять, нормально ли это, но он сделал вид, что не замечает моего взгляда. А меж тем на Миролюба как горох посыпались шутки и весьма двусмысленные намеки по поводу его долгого отсутствия. Меня поразило то, что дружина так запросто обращается к человеку, которому служит, позволяет себе шутить над ним. Кроме того, смущало, что шутки эти касались и меня. Миролюб быстро оглянулся на меня, скорчил виноватую гримасу и повернулся к воинам:
– По коням! А особо смешливые стоят на страже в утро!
Шутки тут же стихли, и воины взлетели в седла, только синие плащи взметнулись на фоне яркого летнего неба. Однако никто из них не выглядел напуганным или недовольным, на лицах играли улыбки. Словно на прогулку собирались, словно не тянули плечи тяжелые кольчуги.
Миролюб снова ко мне повернулся, и я на миг испугалась, что он меня поцелует при всех. Его воинов я, впрочем, не стеснялась. Кто они мне? А вот свирских девушек, поглядывавших на меня с явной неприязнью, развлекать сценой прощания не хотелось.
– Не тужи, ясно солнышко, – шепнул Миролюб.
– Не буду. Береги себя.
Он весело подмигнул мне, принимая поводья из рук молодого воина. Я посмотрела на его коня и вдруг поняла, что до этого дня ни разу в жизни не видела лошадей так близко. Конь Миролюба был черным как вороново крыло. Шерсть на солнце даже отливала синевой. Оттого ровная белая полоса на его боку смотрелась чужеродно, словно была нарисована. Миролюб проследил за моим взглядом и ласково провел ладонью по гладкому лошадиному боку.
– Мы с ним братья по масти, – усмехнулся он.
Я с недоумением посмотрела на Миролюба, и взгляд зацепился за седую прядь у его правого виска. Проклятые квары! В мозгу почему-то опять всплыли строки про Каменную Деву. Нужно будет как-нибудь спросить о ней у Миролюба. Вдруг он знает? Но, конечно, не сейчас.
Миролюб снова улыбнулся, взялся за луку седла и одним махом вскочил на коня. И вышло у него это так легко, будто именно для этого он был создан. Я отступила на шаг, ожидая, что он тронется с места, но он все медлил: поправил пояс с мечом, подтянул поводья, расправил плащ. Посмотрел
