Бёртон подмигнул ей, бросил двухпенсовик, но не остановился. Паролошадь, ехавшая впереди, внезапно взревела, свернула вправо и врезалась в стену таверны. Пожилой мужчина, сидевший за мотором, выскочил из кэба и закричал:
— Черт побери, приятель! Да ты меня в могилу загонишь!
— Чертова задняя ось, босс! — объяснил кэбмен. — Третий раз за эту неделю!
Бёртон повернул на Монтегю-плейс.
— Эй, кэп! Ну как, крутитесь?
— И весьма неплохо! Спасибо, мистер Граб. Как ваш бизнес?
— Ужасно!
— Скоро созреют каштаны, и, я уверен, дела пойдут лучше.
— Хрен его знает, кэп. Может, и так. Видели его милость?
— Премьер-министра? Да, меня позвали.
— Ну, надеюсь, вы сказали ему, что простой народ почти дохнет от голода?
— Я всегда упоминаю об этом, мистер Граб.
— А он даже яйца не почешет! Чертовы политики!
— Другая порода, — заметил Бёртон.
— В этом вся суть, кэп! — Они помолчали, пока над ними с шумом пролетал винтокорабль. Мистер Граб приложил ладонь к глазам и посмотрел на огромное судно. — Что там написано на дне? — крикнул он.
— Трудно рассмотреть, не так ли? — заметил Бёртон, зная, что уличный торговец не умеет читать. — Вроде бы так: «Начни новую жизнь в Индии! Простор, специи, солнце — и весь чай, который ты сможешь выпить!»
Могучий корабль скрылся за крышами домов.
— Сами-то вы были в Индии, а, кэп? Что скажете?
— Всё это довольно привлекательно.
— Только не для меня! Нет ничего лучше маленького уголка моей старой доброй Англии! Черт побери, но ведь есть же у меня свой клочок земли! А что еще человеку надо?
— Именно так, мистер Граб! Доброго вам дня.
— И вам, кэп, — сказал мистер Граб, коснувшись козырька своей кепки.
Бёртон пошел дальше. Подойдя ко входной двери, он услышал громкий мальчишеский голос:
— Линкольн дарует свободу всем рабам в Соединенных Штатах! Освобождение рабов в Америке! Читайте в последнем выпуске!
Королевский агент присвистнул от изумления. Обернувшись, он заметил Оскара Уайльда и подозвал его.
— Вот это новость! Верно, Язва?
— Да, сэр, так оно и есть. — Мальчик быстро обменял газету на несколько пенсов. Бёртон прочел заголовок:
— «Декларация Линкольна об освобождении рабов». Ну-ну, теперь Паму придется несладко! Сдается мне, что президент Америки слегка похитрее, чем наш премьер.
— Теперь у нас с Америкой всё одинаковое, кроме, разумеется, языка, — сказал Язва. Королевский агент хихикнул.
— Освобождение! — с триумфом объявил он. — Я ни на йоту не опечален тем, что запретили эту отвратительную торговлю! Если Америка действительно собирается стать цивилизованной страной, то эта декларация Линкольна — хороший шаг вперед!
Мимо на длинных ногах проследовали три краба-уборщика: под телом у каждого болталась сеть с упакованным мусором. Один из крабов прихрамывал, и его поврежденная нога ритмично жаловалась: крик-кер-дзян, крик-кер-дзян, крик-кер-дзян. Бёртон вспомнил, как сэр Чарльз Бэббидж ненавидел шум.
— Дело в том, капитан, — сказал Язва, — что цивилизации требуются рабы, и древние греки были абсолютно правы. До тех пор, пока нет рабов, выполняющих неприятную, утомительную, неинтересную работу, занятие культурой или наукой становится почти невозможным. Человеческое рабство порочно, ненадежно и унизительно. Будущее мира зависит от механического рабства — рабства машин.
Бёртон взглянул на трех гигантских механических насекомых, уходивших вдаль по улице. Люди разбегались перед ними, потрясали кулаками и громко ругались.
— Может, ты и прав, мальчик. Может быть…
Попрощавшись с Оскаром, Бёртон поднялся по лестнице в дом. Дыра, образовавшаяся на месте окна кабинета, по-прежнему была прикрыта доской. Строители обещали всё исправить завтра.
— Наверху Уильям Траунс, — объявила миссис Энджелл, когда Бёртон вошел в прихожую.
— Вы вернулись!
— Да, сэр Ричард, и очень хорошо, что вернулась. Не знаю почему, но я решила, что вы обещали сделать это место «как новое». Похоже, морской воздух вскружил мне голову и наполнил ее странными видениями…
— Прошу прощения, матушка! Столько всего — просто руки не дошли!
— Но вы уже добились нашей безопасности?
— Да. Дело Тичборна закрыто.
— Хорошо. Тогда поднимайтесь: я приготовила холодные нарезки и соленья для вас и вашего неуклюжего друга.
Бёртон наклонился и слегка поцеловал ее в щеку:
— Почти ангел по имени — и ангел по сути! Что бы я без вас делал?
Он резво запрыгал по ступенькам и, не заходя в разгромленный кабинет, отправился прямо в библиотеку.
— Траунс, дружище! — воскликнул он, входя. — Какой замечательный день!
— Тараторка! — просвистела Покс со своей жердочки. Детектив-инспектор встал со стула, отложил в сторону книгу и сердечно пожал Бёртону руку.
— Слава богу, наконец-то ты здесь! — сказал он. — А то весь удар обрушился на меня. Не думаю, что меня когда-нибудь так изощренно оскорбляли: полагаю, это что-нибудь да значит!
— Садись. Выпей бренди. Закури сигару, — сказал Бёртон, бросаясь в любимое кресло. Траунс сел и подозрительно уставился на него.
— Клянусь Юпитером, ты выглядишь счастливым! Я и не знал, что твое дьявольское лицо способно на такое выражение!
— Я полон замечательных новостей! Брюнель спроектировал новый, более эффективный синтезатор звука — не этот ужасный динь-динь-динь! — и как раз сейчас встраивает его в Спенсера. К концу дня наш заводной философ заговорит!
— Потрясающе! — зааплодировал Траунс. — И чем же он теперь собирается заняться? Наверное, не слишком-то удобно быть механическим?
Бёртон достал чируту и поднес к ней спичку.
— Он хочет занять место Адмирала Нельсона и стать моим слугой: говорит, что никому не доверит себя заводить. И еще он хочет писать: дескать, никогда еще его голова не была такой ясной. У него уже готовы три тома. В голове. Осталось только перевести их на бумагу. Он собирается использовать мой автописец и строчить каждую свободную секунду.
— Заводной автор! — воскликнул Траунс. — Вот это да!
— Мечта издателя! — заметил Бёртон.
— Языкастый павиан! — пропела Покс.
Королевский агент втянул дым, откинул голову и выпустил изо рта идеально круглое кольцо.
— Хорошие новости и относительно сэра Роджера. Его приняла семья Арунделл, а Брюнель сделает ему механические руки, такие же как у Дэниела Гуча. Однако с лицом уже ничего не поделаешь: боюсь, бедняге придется всю жизнь носить железную маску.
