неё всю душу. Но Алекса прикусила язык и молчала, хватит откровений, потом боком выйдут, достаточно. А то опять корона его до небес взлетит.
Богдан всё понял, отпустил запястья и опустился на неё, укладывая голову на грудь и бережно обнимая за плечи, расслабился, придавливая всем весом.
— Сделай так, чтобы я уснул. Не усну, пока не узнаю, что случилось.
— Мне тяжело, — запыхтела жалобно.
— Я когда ехал, думал о тебе. Да весь вечер думал и поэтому ни капли не выпил, посидели называется. Первый поехал домой, расчитывал высплюсь. Да куда уж там, вот она, ночью, раздетая вышагивает вдоль дороги, где даже фонарей нет, а за ней плетётся какой-то придурок. Чёрт меня дёрнул поехать той дорогой. Чёрт оказывается на твой стороне, оберегает.
— Богдан, не смешно.
— Не смешно. Ты должна была меня гнать домой, а ты звала с собой, я должен был поехать спать, а я не хотел уезжать. Мы одного хотим, только почему это должен говорить я. Не хотела же отпускать? — приподнял голову взглянуть в глаза.
— А я должна это говорить? Не хотела, не хотела! Доволен? — снова раскричалась, под тяжёлым взглядом отвернулась к окну.
Подобрался ближе к лицу, подпёр кулаками подбородок.
— Почему не хотела?
Молчит, смотрит на ветки деревьев, на фонарь, что светит. По его вине, Богдан сейчас прекрасно видит все эмоции, что в ней плещут.
— Я себя дурачком порою с тобой чувствую, фантазирую внутри что-то, придумываю опираясь на ощущения. Кажется кожей чувствую как скучаешь...
Резко повернулась, сердце ускорилось.
— Богдан... — прочистила горло. Отодвинулась, опираясь спиной на изголовье кровати. И начала говорить совсем не то, что хотела. — Не знаю, что тебе рассказал Димка или ещё кто, но больше нет угрозы для моей жизни. Нашли заказчика, я свободна передвигаться как хочу и где хочу. Всё закончилось.
Богдан опустил голову ей на живот, обжигая кожу прикосновением колючей щеки. Она явно чувствовала от него разочарование.
— Что тогда сегодня за выходка?
— Достали они все меня. Папашка этот, мама... И Димка туда же, Вика с Пашей разводиться собрались. Достали все! Все поговорить со мной хотят.
— И я тоже.
Намеренно проигнорила.
— Что-то выяснить хотят, доказать мне, а я ничего не хочу. Устала я, не понятно разве! С дуру ляпнула папаше про сходняк в ресторане. Так он и обрадовался. Все поговорить хотят, обьясниться, мама, он. Мы с Уимбергом побесили их там...
Понесло девчонку, выдала накопленное за день, только про Грановского промолчала. То улыбалась, то злилась, вздыхала, ругалась. Такое и раньше случалось, когда она жаждала поделиться внутренними переживаниями с Богданом. Вот сейчас оказался подходящий момент.
Застыв он слушал, иногда хмурился, иногда улыбался. Ревновал и злился на Уимберга, заметил перемену, насколько положительно она его упоминает.
— Димка то чего поучает всё, вроде на моей стороне, а достал. Как наседка!
— Брат всё-таки.
— Да мне такая его братская любовь нафиг не сдалась. Не надо меня доставать.
— Его пойми, он так-то к тебе ревностно относился, а теперь, когда знает, что у вас отец один, тем более. Так-то любил, а теперь есть основания...
— Что несёшь? Какой отец? — перебила с нервным смешком.
Этот тоже видимо поучать вздумал.
Смотрят друг на друга. Алекса с подозрением, Богдан в замешательстве. Садится, ерошит волосы.
— Ты вот только что упоминала Артемьева, сына...
Прикрывает на секунду глаза, чертыхнувшись. Алекса мондражно складывает произнесённые слова в одно целое, не отрываясь взглядом от его лица.
— Есть у Артемьего жена, сын, на два года старше меня, мама рассказывала.
Богдан снова чертыхнувшись, проводит рукой по лицу. Сердце девчонки болезненно забилось.
— Отец у нас один? — Пазл собрала, картинка сомнительная.
— Да.
— Паша, — глаза округляются, на реакцию Богдана. Да не может быть! — Артемьев...
Алекса подскакивает, словно ужаленная, подбирает ноги под себя, натягивает футболку.
— Подождите, притормозите. Ты чего несёшь?
Дышать стало нечем, бросило в жар. Вскочила с кровати, распахнула окно, выдохнула так, аж голова закружилась. Несколько раз громко вдохнула. Развернулась к Богдану.
— Вы все меня убить хотите?
Богдан тяжело откинулся на постель и уставился в потолок. Вот это прокол, друг наверное спасибо не скажет. Раз до сих пор не рассказал, значит так надо. Или как раз собирался, судя по событиям в доме Нестеровых, только Алекса как всегда, ломает планы своими детскими задвигами.
— Не смей молчать! Говори, что ты за бред несёшь! — требует, а саму потряхивает.
Бежала, бежала, и кажется никуда не убежала. Лихорадочно вспоминает прошедший день, кто и что говорил. Голова так разболелась, терпеть больше невозможно.
— Не кричи, — сел Богдан.
Тут же бросился к ней, Алекса закрыла лицо руками, плечи опущены. Обнял, бережно прижимая к груди.
— Не плач, пожалуйста.
Она вскинула лицо и процедила сквозь зубы:
— И не собиралась. У меня от всех вас, дико болит голова, если это не прекратится, я сойду с ума, — схватилась за голову. — Говори уже, чего опять я не знаю или сейчас получишь.
Усмехнулся, на что она грозно посмотрела. Закрыл окно, усадил себе на колени и поведал о рассказе Нестерова. Алекса прикрыла глаза и сдерживая стон попыталась вырваться, не отпустил, стал оправдываться, хотел объясниться, что ошибся и не он должен был донести до неё такую вот пикантную истину.
— Замолчи, отпусти, мне надо таблетку, — рванулась, выскользнув из рук.
Наблюдал как уходит из комнаты, останавливать не стал, заметно, что желает Алекса наговорить сейчас лишнего, с трудом держится. Что он тут делает? Спать не сможет, так и будут всю ночь бегать и скандалить. А дома сможет? Сомнительно, после слов, что слышал от неё этой ночью, не получится, так же будет метаться из угла в угол. Понял очень важную вещь, Кристина как предохранитель от перепадов, если не пить, то всегда под контролем. Часто думает на её счёт, ищет причины, почему держит рядом и притворяется или искренен с ней. И
