этой черной твари? Кровь негра Тома? — он застонал и опустился на стул. — О, как я ненавижу вас, Джерри! Скажите еще раз: это правда?
— Истинная правда.
Она повторила эти слова твердо и ясно, продолжая стоять все так же прямо, почти с вызовом. Она не раскаивалась в том, что сделала, и ей был жалок этот человек, который потрясал кулаками и бесновался перед ней.
Он вскочил со стула, подбежал к Джерри, поднес к ее лицу сжатые кулаки.
— Это подло! Я ненавижу вас! Лучше бы вы влили яду в мои жилы и отправили меня на тот свет. Кто просил вас спасать мне жизнь?
— Я сама это сделала. Я готова была десять раз умереть, только бы спасти вашу жизнь, Джон Керр. Тогда вы были совсем другим человеком, и мне казалось, что стоило принести жертву ради вашего спасения.
Джон Керр беспомощно опустил руки и усталым взглядом посмотрел на Джерри. По его лицу текли струи холодного пота. Он был бледен.
— Вы действительно любили меня, Джерри?
Она горестно покачала головой. Ей хотелось протянуть руки и погладить по голове этого всполошившегося большого и жестокого ребенка. Но она не сделала ни одного движения и, все такая же прямая и гордая, продолжала стоять напротив Джона Керра.
Он закрыл лицо руками и отвернулся от нее.
— За что вы меня так наказали? За что? Лучше тысяча смертей, чем такая жизнь.
Плечи его вздрагивали, он сгорбился и, кажется, плакал.
Джерри стало жалко этого человека. Она протянула руку и слегка дотронулась до его плеча.
— Послушайте, Джонни. Вы напрасно принимаете все это близко к сердцу. Я как врач, как ученый, говорю вам, что все это пустой и глупый предрассудок. У негров такая же кровь, как и у белых. Разве вы стали хуже от того, что по вашим жилам потекла негритянская кровь? Мы все люди и все одинаково устроены. Отбросьте отсталые, дикие взгляды на этот счет и живите счастливо, как жили до сих пор. Разве до последней встречи с Томом вы чувствовали какую-нибудь перемену в себе или вам было плохо? Что же вы теперь всполошились? Что изменилось, Джонни? Разве Том причинил вам какую-нибудь неприятность?
— Не упоминайте этого имени, прошу вас! — закричал Джон Керр. — Я убью эту гадину!
— За что? — спросила Джерри. — Он ни в чем не виноват. Он с радостью отдал свою кровь. Это я виновата.
— Я и вас ненавижу и презираю за это. Вы не американка, вы — чудовище, преступница, убийца. Вы убили меня, мою жену, моих детей, которые останутся без куска хлеба и без крова. От меня, как от черной твари, отвернется все общество, меня разорят, отнимут фабрики, выгонят в шею на помойку. И все это благодаря вашей заботе обо мне и вашей любви!
Он выпалил эти слова с презрением и ненавистью к Джерри. Миллионер испытывал страх перед своим будущим, которое ему действительно представлялось ужасным.
— Постойте, — бросилась к нему Джерри. — Я знаю, что люди заражены предрассудками и в слепом невежестве могут совершить зло. Но кто вас заставляет рассказывать об этой истории? Столько лет все было тайной и останется тайной навсегда. Из всех свидетелей этой операции живут на свете только два человека, остальные погибли на войне. Вам ничто не угрожает, Джонни. Клянусь вам, что я унесу эту тайну в могилу.
Джон Керр немножко обмяк и оживился.
— Вы точно знаете, что все погибли?
— Совершенно точно. Остались только я и Том.
— Том! — закричал он, заламывая руки в истерике. — Этот проклятый Том! Пока он существует и знает, что я жив, разве я могу быть спокоен, Джерри? Вы поклялись хранить эту тайну, но он? Он выдаст меня, я их отлично знаю, этих черных тварей.
— Разве он сказал вам что-нибудь такое, из чего можно сделать подобные выводы?
— О, нет. Он ничего такого не сказал. Но он еще скажет. Он уже намекнул об этом.
— Успокойтесь, Джонни. Том — благородный человек. Поверьте мне, он отлично все понимает и никогда не сделает ничего дурного. Мы часто бываем несправедливы по отношению к неграм. Я уверяю вас, Джонни, что все будет в порядке. Том знает, как белые могут расценить этот факт, он никогда никому не скажет.
— А если? — спросил Джон Керр.
— Если не верить людям, — сказала Джерри, — очень трудно жить. Вы поверьте, Джонни, вам будет покойно на душе. Вы ничего дурного не сделали, ни у кого не украли, никого не убили. Чего вам бояться?
Джон Керр с усмешкой посмотрел на Джерри:
— Вы совсем не знаете жизни, Джерри. Ее бури и ураганы пронеслись над вами, не причинив вам никакого вреда.
— Я в тридцать лет поседела, — сказала Джерри. — Меня хлестали ветры.
— Вы счастливы, Джерри?
Он машинально задал ей этот вопрос. Его совсем не интересовала ее жизнь. Он готов был с одинаковым равнодушием выслушать любой ее ответ. Но она сказала неожиданное:
— Несчастлив тот, кто испугался жизненных бурь.
Он вздрогнул, это задело его самолюбие. Злое чувство и ненависть к этой женщине опять овладели им.
— А вы уверены, — спросил он, — что я не остался бы жить без этой операции?
— Да. Вы уже были почти мертвецом.
— Этого теперь доказать нельзя, — язвительно сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Но я предпочел бы умереть, чем таким образом спастись. Я не благодарю вас за такое спасение.
Джерри внезапно поднялась и строго оборвала человека с наглой, жестокой улыбкой:
— Я прошу вас немедленно оставить мой дом! Уходите!
Ему вдруг стало стыдно. Он опустил глаза и хотел что-то сказать, но растерялся и не находил слов.
Она отвернулась к окну и ждала, когда он выйдет. Когда захлопнулась дверь и стихли удаляющиеся шаги Джона Керра, Джерри устало опустилась на диван.
4
Джон Керр возвращался домой в растерянности и тревоге. На душе было такое состояние, будто врачи сказали ему, что он заболел смертельной болезнью, от которой нельзя излечиться и нужно ждать смерти.
С каждым днем он становился мрачнее и раздражительнее. Дома капризничал, постоянно выражал недовольство прислугой, потерял аппетит, и все, что подавалось к столу, казалось ему невкусным, не так приготовленным, как ему хотелось бы. Приходя в контору, он кричал
