глядел прямо на меня и светился на солнце. А его жену я просто-напросто не заметил: рядом толпился народ, мельтешили поклонницы рекламного героя. Вот и все; однако Элан был неколебимо убежден, будто я пялил глаза на Кэтрин.
– Что было дальше? – продолжал спрашивать прокурор. – Вы поднялись по лестнице на самый верх?
– Да. – Элан шатнулся.
Я думал, он упадет. Судья предложил ему сесть, но он не услышал.
– Наверху вы снова встретились с обвиняемым?
– Да.
– Расскажите суду, как это произошло.
– Ваша честь, свидетелю плохо, – подала голос мадам Шульц. – Я предлагаю объявить перерыв в заседании.
Элан встрепенулся.
– Не надо. Я расскажу… Ваша честь, позвольте, я расскажу, – просил он с такой настойчивостью, словно боялся, что в другой раз не хватит духу солгать.
– Разрешаю, – уступил судья. – Сядьте же, господин Ибис.
И опять-таки он остался стоять, только оперся о барьер.
– Мы поднялись и повернули налево. Хотели посмотреть Бронзовую беседку; у Кэтрин это любимое место. Прошли по аллее, а потом Кэт предложила сократить путь. И свернула на тропу, которая уходила вниз по склону.
– Ей никто не подсказал дорогу?
– Нет. Она хорошо знает Горный парк.
– Вы шли по тропе друг за другом?
– Рядом. По сторонам высокие кусты, но хватает места для двоих.
– Вы держали жену под руку?
– Мы шли обнявшись.
– Понятно. Продолжайте.
– Потом я увидел, что навстречу подымается человек. Тот самый, который оглянулся на лестнице.
– Вам не показалось странным его появление?
– Нет.
– Вы не почувствовали опасность?
– Нет. Он посторонился, прижался к кустам. Но все равно нам было не разойтись, я отпустил Кэтрин и прошел вперед.
– Вы миновали обвиняемого?
– Да.
– Он смотрел на вас?
– Он смотрел на Кэтрин, и у него были большие глаза.
– Что вы хотите сказать? Он смотрел расширенными глазами? Напряженно, испуганно?
– Нет. Он глядел на нее снизу вверх. От этого у людей делаются большие глаза.
– И вы не ощутили ни малейшей тревоги?
– Ничего.
– Что было дальше?
– Я сделал несколько шагов вниз. Три, четыре… Потом услышал вскрик и хруст веток. Обернулся и увидел, как они упали в кусты. Бросился назад. Даже не мог понять, в чем дело. Кэтрин отбивалась, а он обнимал ее рукой за шею.
– Что вы сделали?
– Закричал. Попытался его оторвать. Они боролись внутри куста… Он левой рукой душил Кэт.
– Что обвиняемый делал правой рукой?
– Пытался стянуть ей шарф на шее. Или разорвать его.
– Так стянуть или разорвать?
– Не знаю. Он тянул, а ткань рвалась.
– Что вы делали в это время?
– Пытался добраться до него и убить, – отчетливо вымолвил Элан.
– Каким образом? – по инерции спросил прокурор.
– Ваша честь, – привстала с места мадам Шульц, – намерения свидетеля…
– Да, хотел его убить! – Впервые выдержка ему изменила. – Потому что он убивал мою жену!
Судья постучал молоточком.
– Вы пытались ее освободить? – продолжал прокурор.
– Да. Но он держал Кэтрин, как медвежий капкан. Это длилось… мне показалось, очень долго. Наверное, секунд семь, десять.
– Как вы можете судить о времени?
Элан подумал.
– Никак. Не знаю, сколько.
– Вам удалось освободить жену?
Он помолчал, глядя прямо перед собой. Пальцы сжались в кулаки.
– Кэт вдруг затихла – и я понял, что она мертва.
– Где они находились в тот момент?
– На тропе. Я уже вытащил их из куста. Она билась, пытаясь вырваться. Ударилась о камни… головой, шеей…
– В каком положении был обвиняемый?
– На… сверху. Навалившись ей на грудь.
– Что он делал?
– По-прежнему сжимал шею. А другой рукой шарил по груди. И пальцы у него были… сонные.
– Поясните суду, что это значит.
– Вялые, медленно двигались.
– Что делали вы?
– Пытался его убить, – выговорил Элан бесстрастно. – Я хотел, чтобы он отпустил Кэтрин.
Если бы его спросили о подробностях, он бы поведал, что со всей силы бил меня по голове – я читал это в его показаниях.
– Вернемся немного назад, – сказал прокурор. – Вы услышали за спиной вскрик. Чей?
– Кэтрин.
– Вы слышали голос обвиняемого?
– Нет.
– Ни стона, ни ругательства?
– Только быстрое дыхание.
– Вы понимали, чего он хочет?
– Нет, – решительно заявил Элан. – Сперва я подумал, что он хочет ее изнасиловать, но это было не то.
– Что вам дает основания так говорить?
– Он не прижимался к Кэт бедрами, не пытался подмять под себя. Он душил ее, но не так, как душат, когда хотят убить. Не пальцами обеих рук, а одной левой, согнутой в локте.
– Вы понимали, что ищет обвиняемый у нее на груди?
– Мне казалось, он хочет порвать одежду и добраться до тела.
– У вашей жены была на груди какая-нибудь отметина? Шрам, родимое пятно?
– Нет.
– Что было на ней надето?
– Плащ, платье и шарф. Белье и туфли.
– Какие-нибудь драгоценности?
– Кэт не носила дорогих украшений.
– Вам известно, что обвиняемый – эксперт по драгоценным камням?
– Да.
– Было ли на вашей жене надето что-нибудь, что могло возбудить его интерес?
– Она не носила драгоценных камней.
– Что из украшений было на ней в тот день? Укажите подробно.
– Эмалевые сережки, ожерелье из поделочного камня, эмалевый перстень и обручальное кольцо. И часы со стразами в браслете.
– Обвиняемый отпустил вашу жену сам или вам удалось его оторвать?
– Он потерял сознание. Я бил его по голове – и вдруг заметил, что он лежит без движения.
– Как долго он продержал вашу жену после того, как она уже была мертва?
– Не знаю.
Потом задавала вопросы моя адвокатесса. Ничего нового мы не услышали – Элан твердо держался своей версии.
Затем выступали другие свидетели; тогда на шум их подбежало трое. Понятия не имею, кто заставил их лгать. Они слегка расходились в показаниях, но не опровергали слова Элана.
И мне никто не верил, даже милая мадам Шульц. Искренне желая добра, она упрашивала меня оговорить себя, сознаться – тогда, дескать, я получу меньший срок. Наверняка так бы и вышло. И судью, и присяжных чертовски раздражало мое упорство: я не сознавался ни в чем и тем более не раскаивался в содеянном. А они готовы были меня удавить и вкатали десять лет – хулиганское нападение и непреднамеренное убийство.
Хотите знать, как лично я все это объясняю?
Ну, скажем, Элан сам убил Кэтрин. Допустим, встретились мы на тропе, и он, как я говорю, завелся. Кинулся бить морду без предупреждения – такое случалось с другими. И сразу оглушил, потому что я ровным счетом ничего не помню. Стоял, глядя на красивую женщину, – и вдруг пустота, а затем тюремная больница.
Вот, значит, Элан меня зашиб. Кэтрин пришла в ужас, решила, что он меня прикончил, завизжала. Чтобы унять, он ее
