И ей не нужны были постоянные подсказки и репетиции. Она и так помнила, что после перерыва сама займет место для дачи показаний.
Два часа пролетели слишком быстро.
– Защита вызывает Джулию Саммерс для дачи показаний.
Джулия встала, чувствуя спиной пристальные взгляды, слыша шепотки и шушуканья. Подойдя к свидетельскому месту, она подняла правую руку и поклялась говорить правду и только правду.
– Мисс Саммерс, когда вы приехали в Калифорнию, вы знали, что Ева Бенедикт – ваша биологическая мать? – начал Линкольн.
– Нет.
– Вы пересекли всю страну, чтобы поселиться в ее поместье.
– Я согласилась написать ее биографию. Она предложила полное сотрудничество и определенный контроль над этим проектом. Мы решили, что я и мой сын останемся в ее поместье до одобрения первого черновика книги.
– Во время работы над книгой мисс Бенедикт делилась с вами сведениями о своей личной жизни?
Ева у бассейна. Ева потеет рядом с ней на тренажерах. Ева сидит на полу в ярком халате и строит с Брэндоном космопорт. Все эти образы промелькнули перед Джулией и обожгли глаза.
– Она была очень открыта, очень откровенна. Ей было важно, чтобы книга получилась подробной. И честной, – прошептала Джулия. – Она больше не хотела лжи.
– Вы имели возможность записывать беседы с ней и с близкими ей людьми?
– Да. Я работаю с записанными на диктофон интервью и заметками.
Линкольн вернулся к своему столу, приподнял коробку с кассетами.
– Вы узнаете копии интервью, которые вы брали с января этого года?
– Да, это мои наклейки.
– Я хотел бы предложить пленки суду в качестве вещественных доказательств.
– Ваша честь, штат возражает, – вскочил окружной прокурор. – Эти пленки содержат мнения и воспоминания покойной, ее личные наблюдения. И их подлинность не может быть подтверждена.
Джулия не обращала внимания на спор, кипящий вокруг нее. Она не видела смысла в предъявлении суду пленок. Полицейские прослушали оригиналы, и ничто из услышанного не повлияло на их мнение.
– Пленки не будут использованы на этих слушаниях, – заключил судья, – поскольку мистер Хэтуэй не может установить их прямое отношение к защите обвиняемой. Мое знакомство с мемуарами мисс Бенедикт лишь затуманит суть дела. Продолжайте.
– Мисс Саммерс, за время вашей работы вы получали какие-либо угрозы?
– Это были записки. Первую оставили у парадной двери гостевого дома.
– Эти записки вы получали?
Джулия взглянула на листочки в руках Линкольна.
– Да.
Линкольн спрашивал ее о реакции Евы на анонимки, о полете из Сосалито, о споре с Евой, о ее чувствах и о ее передвижениях в день убийства.
Она отвечала спокойно, четко, как он ее и инструктировал.
Затем к допросу приступил обвинитель:
– Мисс Саммерс, кто-либо присутствовал при получении вами этих посланий?
– Пол был со мной, когда я получила одну из записок в Лондоне.
– Он был с вами, когда ее вам вручили?
– Ее принесли в мой гостиничный номер вместе с заказанной едой.
– Но никто не видел, как она попала в отель и когда?
– Ее оставили на стойке портье.
– Понимаю. Значит, любой мог оставить ее там. Включая вас.
– Мог оставить любой. Я этого не делала.
– Мне трудно поверить, что кто-то может воспринять такие банальные фразы как угрозы.
– Даже банальное становится угрожающим, когда оно анонимно. Тем более что Ева делилась со мной взрывоопасной информацией.
– Ева, – повторил Уильямсон. – Давайте поговорим о Еве и взрывоопасной информации. Вы доверяли ей?
– Да.
– Вы полюбили ее?
– Да.
– И когда она призналась вам, что вы – ее внебрачный ребенок, вы были оскорблены и возмущены ее предательством?
– Да, – сказала Джулия и, не глядя на Линкольна, почувствовала, как он поморщился. – Я была ошеломлена. Мне было больно.
– В тот вечер вы использовали слово «манипулировала» – не так ли? Вы сказали, что Ева манипулировала вашей жизнью.
– Я так чувствовала. Я не помню, что сказала.
– Не помните?
– Не помню.
– Потому что ярость мешала вам думать?
– Протестую.
– Протест принимается.
– Вы были разгневаны?
– Да.
– Вы угрожали убить ее?
– Я не знаю.
– Вы не знаете? Мисс Саммерс, у вас часто возникает подобная проблема? Вы часто не можете вспомнить свои слова и поступки во время вспышек гнева?
– У меня не часто бывают вспышки гнева.
– Но бывают. Разве вы не напали на учительницу, наказавшую вашего сына?
– Ваша честь! Это неслыханно! – взвился Линкольн.
– Я просто уточняю темперамент обвиняемой, ваша честь. Ее предыдущие эмоциональные срывы.
– Протест отклоняется Обвиняемая ответит на вопрос.
Интересно, подумала Джулия, сможет ли она спустя годы найти в этом что-нибудь забавное.
– Учительница обидела и унизила моего сына за то, что у него нет отца. – Она взглянула прямо в глаза Линкольна. – Он не заслуживал наказания за обстоятельства его рождения.
– Вы чувствовали себя обиженной и униженной признанием мисс Бенедикт?
– Мне казалось, что она отобрала у меня мою личность.
– И вы ненавидели ее за это.
– Нет. – Джулия подняла глаза, встретила взгляд Виктора. – Я не могу ненавидеть ее. Я не могу ненавидеть человека, которого она любила так сильно, что дала мне жизнь.
– Два свидетеля показали под присягой, что вы кричали, будто ненавидите вашу мать.
– В тот момент я действительно ненавидела ее.
– И на следующий день, когда она пришла в гостевой дом, пришла – по ее собственным словам – выяснить с вами отношения, вы схватились за кочергу и, движимые той ненавистью, убили ее.
– Нет, – прошептала Джулия. – Я ее не убивала.
Под давлением вещественных доказательств ее приговорили к суду. Залог установили в пятьсот тысяч долларов – Джулия, мне очень жаль. – Линкольн уже царапал указания своему помощнику – Мы вытащим тебя. Я гарантирую оправдательный приговор.
– Как долго? – Когда на ее запястьях защелкнулись наручники, ей показалось, что лязгнули замки металлической решетки камеры. – Брэндон. О боже. Пол, он не должен знать.
