— Зря вы это затеяли, — проговорил он заплетающимся языком.
Первый из его противников метнулся вперед, описав тесаком дугу справа налево и целясь в шею мечника. Сигеллус мгновенно припал на одно колено, и вражеский клинок бесплодно свистнул над самой его головой, а сабля мечника чиркнула противника по плечу. Алое пятно расплылось на желтом шелке рубашки. Потеряв равновесие, корсар оступился и упал. Сигеллус проворно вскочил в тот самый миг, когда на него бросился второй корсар. Он парировал удар, круто развернулся и локтем со всей силы заехал противнику в ухо. Корсар покатился по булыжной мостовой.
Почти сразу оба нападавших вскочили и снова двинулись на Сигеллуса.
— Ребята, вы уже показали свою глупость, — проговорил мечник. Голос его прозвучал неожиданно трезво и холодно. — К чему вам умирать?
— Мы и не умрем, старый сукин сын! — выкрикнул первый корсар, обливаясь кровью из раны на плече.
И тут Тарантио, наблюдавший за схваткой, заметил за спиной мечника какое-то движение. Из тени бесшумно вынырнул третий корсар, и в руке его тускло блеснул кривой кинжал.
— Сзади! — крикнул Тарантио, и Сигеллус стремительно развернулся. Хищно свистнула сабля, и клинок легко рассек горло корсара, почти снеся ему голову. Хлынул фонтан крови, и нападавший рухнул на мостовую. Двое его сотоварищей бросились на Сигеллуса. Тарантио молча смотрел, как они погибли один за другим. Мечник двигался с поразительной быстротой. Вытерев саблю о рубашку одного из убитых, Сигеллус подошел к Тарантио, который так и стоял разинув рот.
— Спасибо тебе, друг, — сказал мечник, убирая саблю в ножны. — Пойдем, я отплачу тебе за услугу едой и кувшином вина. Судя по всему, тебе это не повредит.
«Кувшин вина, — с сожалением подумал теперь Тарантио, — всегда был неразлучным спутником Сигеллуса». Именно вино и погубило мечника, потому что из-за пьянства он оказался не на высоте в бою с Карлином, лучшим бойцом герцога Марча. Карлин долго измывался над противником, нанося ему рану за раной, покуда смертельный удар не прервал милосердно жизнь Сигеллуса. Дейс тотчас же вызвал Карлина на бой, и на следующий вечер они дрались в парадной зале герцогского дворца в Кордуине. Когда Карлин упал замертво, ни один из зрителей не сумел завопить от восторга — ибо Дейс безжалостно играл с противником, словно кот с мышью, и во время боя отсек ему оба уха и раскроил нос…
Горящее полено выпало из очага и подкатилось по коврику к самым ногам Тарантио. Это отвлекло его от невеселых воспоминаний. Взяв железные щипцы, он вернул полено в огонь и растянулся на полу.
— Уж если обнажил меч, — учил его Сигеллус, — всегда дерись до смерти. Иначе никак нельзя. Даже раненый противник еще способен нанести смертельный удар.
— Но ты же не собирался убивать тех корсаров. Во всяком случае, вначале.
— Угу, это правда. Ну, значит, я — исключение. Я, мальчик мой — говорю тебе это безо всякой ложной скромности, — лучший из лучших. Пьян я или трезв — так будет всегда.
Сигеллус ошибался — лучшим из лучших теперь был Дейс.
Этот сон был тот же, что и всегда. Плакал ребенок, и Тарантио пытался его найти. Глубоко под землей, во мраке горных туннелей Тарантио искал плачущего ребенка. Тарантио хорошо знал эти туннели. Здесь, в горах близ Прентиуса, он четыре месяца проработал шахтером, добывал уголь и грузил его в приземистые вагонетки. Вот только сейчас туннели были пусты, и перед Тарантио зияла узкая расселина. Из нее и доносились теперь пронзительные испуганные крики.
— Демоны идут! Демоны! — всхлипывал малыш.
— Я с тобой! — кричал в ответ Тарантио. — Я иду к тебе! Стой, где стоишь!
Протиснувшись через расселину, он пробирался дальше. Здесь должна была бы царить непроглядная тьма, потому что на стенах не горели факелы, но однако же сами стены источали бледное зеленоватое свечение, и оно с грехом пополам разгоняло тени. Как всегда в этом сне, Тарантио вышел в огромную пещеру с высоким сводом, который подпирали три ряда колонн. Там он увидел людей — оборванных, мертвенно-бледных, с мутными белесыми глазами. Вначале Тарантио решил, что все эти люди слепы, но они уверенно двигались навстречу ему. В руках у них были шахтерские инструменты — острые кирки и тяжелые молоты.
— Где мальчик? — спросил Тарантио.
— Мальчик мертв. Так же, как и ты, — прозвучал в его сознании новый, незнакомый голос. В этот миг Тарантио осознал, что теперь остался совсем один. Дейс исчез.
— Я не мертв!
— Ты мертв, Тарантио, — возразил чужой голос. — Где твоя страсть? Где твоя жажда жизни? Где твои мечты и сны? Что за жизнь без всего этого? Ничто.
— Я вижу сны! — выкрикнул Тарантио.
— Назови хоть один!
Он открыл рот, но не знал, что сказать.
— Где мальчик? — наконец крикнул он.
— Мальчик плачет, — ответил голос.
Тарантио проснулся мгновенно, как от удара. Сердце его билось лихорадочно часто.
— Я и вправду вижу сны, — вслух пробормотал он.
— Совершенно верно, — отозвался Броуин, — и этот сон был, судя по всему, очень яркий. Ты говорил во сне.
Старик сидел у стола. Тарантио поднялся с пола. Огонь в очаге почти погас. Подбросив растопки, Тарантио раздул блекнущее пламя, и Броуин подвесил над огнем чайник.
— Ты очень бледен, — заметил он и, подавшись вперед, пристально глянул в лицо Тарантио. — Полагаю, это был непросто кошмар.
— Да, правда, — кивнул Тарантио. — Мне часто снится этот сон. — Протирая глаза, он подошел к окну и увидел, что солнце поднялось уже высоко над горами. — Обычно я не сплю так поздно. Должно быть, виной всему горный воздух.
— О да, — сказал Броуин. — Не хочешь ли чаю из шиповника? Я приготовил его по своему собственному рецепту.
— Спасибо.
— Как ты думаешь, почему этот кошмар преследует тебя? Тарантио пожал плечами.
— Не знаю. Когда-то, давным-давно, мне довелось поработать шахтером. Я ненавидел эту работу. Нас опускали глубоко в шахту, в самое сердце земли — так мне тогда казалось. Дни были черны от угольной пыли, а два раза обрушилась кровля, и завалы раздавили людей в месиво.
— Так тебе снится, что ты копаешь уголь?
— Нет. Но я опять в шахте. Я слышу плач ребенка. Ему нужна помощь, но я не могу его найти.
— Этот сон должен что-то значить, — заметил Броуин, направляясь к очагу. Обернув руку лоскутом полотна, он снял с огня чайник и, вернувшись к столу, наполнил кипятком две большие кружки. Потом бросил в каждую кружку по крошечному кисейному мешочку. Комнату наполнил сладкий аромат. — Сны всегда что-то значат, — продолжал старик.
— Думаю, этот сон предостерегает меня от работы в шахте, — отозвался Тарантио, вставая, и подошел к столу. Броуин помешал содержимое кружек, затем ловко выудил мешочки. Тарантио попробовал чай.
