Массовое сознание, по его мнению, включает в себя ценности, образцы поведения, нормы и знания, которые характерны для совокупности индивидов (массы), это «надиндивидуальное и надгрупповое по содержанию, но индивидуальное по форме функционирования сознание»[73]. Это означает, что массовое сознание возникает в массе индивидуальных сознаний, но не совпадает по своему содержанию с каждым из них в отдельности, а нормы поведения и знания вырабатываются у индивидов не только в процессе их взаимодействия, но и под влиянием проецируемой информации.
Как и сознание в целом, массовое сознание содержит в себе элементы эмоциональности и рациональности. Для эмоционального уровня характерно переживание социальных проблем (войн, кризиса, переворотов, революций), в случае если оно вызывает глубокую озабоченность массы, оно может являться системообразующим фактором массового поведения и заслонять групповые нормы, ценности и образцы поведения, которые уходят на второй план. Рациональный уровень массового сознания включает в себя различную обсуждаемую информацию, включая слухи, оценки, ожидания, политические ориентации, мнения.
Ольшанский определил массовые настроения как «особые психические состояния, охватывающие значительные общности людей. Это состояния, переходные от непосредственных эмоций к осознанным мнениям, предшествующие массовым действиям, общий настрой массы по отношению к тем или иным аспектам жизни»[74]. Массовые настроения служат тем механизмом, который формирует то или иное политическое поведение. Безусловно, на массовое сознание и массовые настроения людей оказывают влияние СМИ, они подталкивают их к определенному поведению.
Внутри рационального уровня можно выделить блок социальных ожиданий и оценок возможностей влиять на политический процесс, блок мнений и настроений людей, которые часто зависят от оценок лидеров, лидеров общественного мнения, блок социально-политических ценностей, которые лежат в основе политического выбора (понятие справедливости, демократии, порядка), эти ценности определяют отношение массового сознания к происходящему.
Важно определить, что именно влияет на массовое поведение. Принято выделять три психологических явления, которые обычно объясняют массовое поведение: внушение, подражание и заражение. Феномен «психологического заражения» можно описать следующим образом: под влиянием внушения индивид приступит к выполнению определенных действий, при этом его результативность напрямую зависит от готовности подражать массе, быть охваченным массовыми переживаниями. Таким образом, довольно часто за понятием «заражение» скрыта потребность в подражании или склонность подвергаться внушению.
Феномен внушения также формирует массу — под воздействием определенных вербальных и невербальных средств у него формируется определенное отношение к происходящему и готовность к определенному поведению. Внушение, как и подражание, требует готовности воспринимать их от субъекта воздействия. Феномен подражания является залогом результативности манипулирования: повинуясь желанию следовать определенному образцу, действиям других, индивид занимает определенную позицию.
Изучением роли политической коммуникации занимались и неомарксисты (Т. Адорно, Г. Маркузе, Ю. Хабермас). Они утверждали, что СМИ являются одним из инструментов осуществления контроля одних над другими. «Сам способ организации технологической основы современного индустриального общества заставляет его быть тоталитарным; ибо “тоталитарное” здесь означает не только террористическое политическое координирование общества, но также нетеррористическое экономико-техническое координирование, осуществляемое за счет манипуляции потребностями посредством имущественных прав. Таким образом, создаются препятствия для появления действенной оппозиции внутри целого. Тоталитаризму способствует не только специфическая форма правительства или правящей партии, но также специфическая система производства и распределения, которая вполне может быть совместимой с “плюрализмом” партий, прессы, “соперничающих сил” и т.п.»[75], — писал Герберт Маркузе. При этом выход он видел в разрушении традиционных средств массовой информации, так как в этом случае идеологический контроль над сознанием людей будет устранен и противоречия системы разрушат ее сами.
Как уже было отмечено выше, в эпоху постмодерна возникают новые возможности для медиа-манипулирования. В этой связи следует рассмотреть институты и практики, через которые медиа-манипулирование стало возможным.
Для начала необходимо определить, что именно следует понимать под используемыми далее терминами: «институт», «институционализм» и «неоинституционализм».
Распространение институционального подхода является сегодня характерным для большинства областей гуманитарного знания. Институты, которые являлись ранее в основном объектом исследования правоведов и социологов (институт понимался как синоним учреждения, организации, объединения людей), стали предметом экономической науки, антропологии, политологии и других наук.
Именно с этим связано то, что в развитии институционализма выделяется несколько волн. Первая — «старый» институционализм (1898—1940 гг.), ее представители Т. Веблен, У Митчелл, Дж. Коммонс, У Гамильтон начали рассматривать институты как определенный способ действий и суждений, которые существуют вне индивида, но они изучали лишь их юридическую сторону. Вторая волна — «новая институциональная экономика» (1960— 1970-е гг.) — Р. Коуз, М. Олсон, Р. Познер, О. Уильямсон, Г. Демзец, Р. Нельсон, С. Уинтер и другие (отмечается посредническая роль институтов в оформлении политического поведения и переводе политических «входов» в политические «выходы»). Третья волна — «новейший институциональный подход» (1990-е гг.). Этот третий подход отличали два главных посыла: что «институты имеют значение» и что они поддаются анализу с помощью понятий и методов, выработанных экономической наукой.
В контексте данной работы интерес представляет именно третья волна исследований. Сторонники этого течения (Д. Норт, Дж. Бьюкенен, Г. Таллок, М. Омон, Р. Коулз) указывали на значимость социокультурного контекста, что «позволило институциональной теории вновь занять лидирующие позиции при изучении различных аспектов функционирования политий»[76], считает российский политолог Ян Ваславский. Возникновение интереса к институтам, по его мнению, в то время «объяснялось развитием транзитологии, изучавшей процесс перехода от автократии к демократии», поскольку исследователи, изучавшие теорию транзита, полагали, что выбор правильной системы институтов поможет в становлении успешного демократического общества. В реальности же наличие тех или иных институтов не всегда приводило к желаемому результату, чему есть немало примеров.