Смотрю на Пашку, качающего головой, и пытаюсь свыкнуться с мыслью о том, что мы вместе. Пока никак не получается. Как же все будет? Сможем ли мы? Не могу даже представить.
Подплываю ближе и вижу, что он смеется. Даже не так. Улыбается, вздыхая и периодически прикусывая губу. Гляжу на него и не могу налюбоваться. Когда он успел превратиться из мальчика в мужчину? Пронзительные серые глаза, открытые, добрые. Блестящие каштановые волосы, смуглая кожа, обласканная нежным весенним солнцем. Сильные руки, даже под рукавами футболки не умеющие скрыть изгибы бицепсов.
Смотрю на него и чувствую, как мое тело буквально трещит от желания. От высокого напряжения. Так обычно потрескивает электричество. Или сухие поленья в костре. Так разгорается пламя, беспощадное, непобедимое, рождая собой настоящий пожар, уничтожающий все живое.
— Ты — сумасшедшая!
Я вновь ныряю. С головой. Мне нужно охладиться. Потому что голос его, как самый восхитительный на свете шоколадный торт. Терпкий и густой, разливающийся по губам, словно начинка из орехового мусса. Воздушный, тающий на языке. Низкий, с легкой такой горчинкой сексуальной хрипотцы. Мммм…
— Ух! — Выныриваю возле самых его ног.
— Думал, ты уплыла насовсем.
Улыбаюсь, еле выдерживая его взгляд. Хватаюсь за выложенный мозаикой край бассейна.
— Нет.
Паша нагибается ко мне.
— Изображала подводную лодку «Малютка»?
— Глубоководный батискаф.
— Неплохо. Не знал, что ты так умеешь. В смысле, нырять.
Подтягиваюсь на локтях.
— Перед тобой девушка, которая перепробовала если не все, то многое.
И так и не нашла своего предназначения в жизни. Это уже я думаю про себя и не говорю вслух.
К нам подходит какой-то парнишка. Худой, жилистый, с бритой и едва начинавшей чернеть от пробивавшейся растительности головой. Протягивает два картонных стакана с неизвестным содержимым.
— Спасибо, — кивает Паша, принимая стаканы. — Аня, это Яра. Ярик. Познакомься. Он клавишник, это у него в гараже мы репетировали, чтобы… ну, ты поняла…
Снова вспоминаю ту чудесную песню и эмоции, что он мне сегодня подарил.
— Очень приятно. — Киваю парню. Улыбаюсь, подозревая, что похожа сейчас больше на мокрую рыбу, чем на девушку, которой посвящают песни. Но мне, как обычно, по барабану.
— И мне приятно, — изумленно оглядывая меня, говорит паренек. Кивает и быстро удаляется.
Перевожу взгляд на свою грудь. Короткий белый топик промок насквозь и уже не скрывает того, что под ним. Вот черт! Поспешно ныряю обратно в воду, погружаясь до самых плеч. Замечаю, что Пашка не отводит от меня глаз.
— Ты… — произносит он, сглотнув, — ты… ты… давай, бери.
Протягивает мне стакан. Беру и делаю жадный глоток. Ставлю на бортик.
— Айда ко мне, — вдруг предлагаю я.
Ставлю руку на край, изображаю двумя пальцами человечка, который не спеша шагает к Пашкиной руке. Подходит и щекочет своими ножками его запястье.
— Пошли-и-и!
— Нет, — он отпивает из стаканчика. — Мне все еще не по себе после произошедшего с сестрой. Нужно было разобраться с этим Игорем.
— Успеешь еще. Ему и так досталось.
— Нужно позвонить Диме, узнать, все ли у них хорошо.
— Да они скоро вернутся, не переживай. Ведешь себя, как старпер.
— Неправда, — усмехнулся Пашка, меняя положение и усаживаясь в позу йога.
Мимо нас пробегают девчонки, отважившиеся раздеться и тоже окунуться в бассейн. Правда, не так феерично, как я. Они осторожно спускаются в воду по лестнице. Смеясь и повизгивая — вода-то холодная.
— Запомни, что тебе не двадцать, а всего двадцать. — Говорю я.
— Хороший возраст, чтобы решить, каким путем идти.
Пашка протягивает мне свой стаканчик, и мы беззвучно чокаемся.
— Слушай, когда еще отрываться-то? Лет через десять у всех здесь присутствующих будут семьи, дети, заботы, дача и старенькие вместительные автомобильчики. Я тоже боюсь взрослеть, но не на вечеринке же об этом думать. Правильно?
— Ну, хорошо. — Соглашается он, соскакивает и сдирает с себя футболку. Бросает на траву, и я вдруг чувствую, что слепну.
— Пресвятые угодники! — Закрываю рот мокрыми ладонями и тут же отпускаю. — Тебя какая штанга в спортзале укусила? Откуда все это?! Когда?
Смотрю на его рельефное тело, на мощную широкую грудь и чувствую, как внутри меня все сжимается в комок.
— Ты о чем? — Искренне удивляется Пашка.
И я вспоминаю дрища, которым он был еще год назад. Худенький, кучерявый парнишка. Не спорю, красивый и какой-то даже особенный, не такой, как все. Открытый, обаятельный, добрый. Но все же живчик. Костлявый, тонкий, как щепка!
А кто этот подтянутый и крепкий парень передо мной? Кто этот мужчина с каменным прессом, который хочется до одури гладить и целовать? Стоп, стоп, стоп, стоп. Меня, кажется, опять понесло.
— Ты же в полном п-порядке, — осушаю стакан залпом, указывая на его грудь.
Пашка вопросительно разглядывает себя и касается ладонью колечка в соске. Пирсинга, который сделал неделю назад на спор, чтобы добиться моего расположения. Я в это время представляю, что со мной сейчас будет, если он снимет штаны и прыгнет в воду. Ох, мне конец…
Отталкиваюсь от бортика, ощущая какую-то необыкновенную легкость и вдруг понимаю, откуда она взялась — на мне нет трусов! Их нет! Они уплыли!
Паша
— Мои трусы! — Вдруг кричит Аня, когда я только собираюсь расстегнуть брюки, чтобы раздеться и прыгнуть к ней. Она подплывает ближе, хватается за бортик и замирает. Добавляет уже тише. — Мои трусы… они уплыли! Вот жесть…
Девчонка выглядит растерянной, а я не в силах сдержаться, снова начинаю ржать.
— Да, так бывает, если нырять в воду не в специальных плавках. Если это тебя утешит.
Она, держась за бортик, крутит головой, пытаясь отыскать потерянный предмет одежды. Ставлю стаканчик с пивом на траву и иду в противоположный конец двора, туда, где видел днем большой сачок. Беру его и начинаю обходить бассейн по периметру. Наконец, когда вижу маленький кусочек темной ткани, болтающийся на поверхности, замечаю, что Солнцева уже изо всех сил гребет в мою сторону.
— Не-а, они мои! — Смеясь, подвожу сачок к нужной точке, окунаю, подхватываю и тяну к себе.
— Отдай! — Визжит Аня, поднимая десятки брызг.
Вода с сачка падает ей на лицо, заставляя девушку буквально кипеть от негодования. Подтягиваю к себе рукоять, заглядываю внутрь сетки. Вижу тончайшие ажурные трусики и почему-то, как идиот, боюсь даже взять их в руку. Чувствую, как покрываюсь краской от шеи и до кончиков ушей.
