Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Но вернемся в 1941 г. и констатируем: с советской стороны соглашение с SOE заключил НКВД, но на горизонте сразу появилось РУ РККА. При этом основными участниками операции «Ледоруб» станут коминтерновцы со своими представлениями о прекрасном. Ещё тот замес!
Между тем соглашение НКВД-SOE предполагало, что в качестве «связующих звеньев» в советской и британской столицах будут созданы соответствующие «секции связи»[64]. Называя вещи своими именами, это был первый случай, когда советская разведка открыла своё официальное представительство на Западе, а западная спецслужба – в Москве. В следующий раз так будет уже только после крушения социализма.
В Москве сначала шефом секции связи «Секты» в Советском Союзе был назначен подполковник Гиннес, который и вёл переговоры с НКВД, но при этом не владел русским. Вскоре его заменили на колоритнейшего персонажа: Джорджа Александра Хилла, про которого мы еще расскажем отдельно в главе «Секции связи», но уже здесь заметим, что в Москве он выслужился от майора до бригадира (ныне уникальное воинское звание, носителей которого надо размещать между полковником и генерал-майором; смешно сказать, но сегодня эквивалент можно найти разве что в армии КНДР, где есть звание «старший полковник»). В Лондоне на советское направление в центральном аппарате был назначен майор Чарльз Милнс-Гаскелл[65]. В 1943 г. он разбился в авиакатастрофе в Северной Африке, возвращаясь из Лондона в Москву, став таким образом единственным погибшим офицером из числа сотрудников центральных аппаратов спецслужб – кураторов операции «Ледоруб»[66].
В Москве, как мы помним, переговоры вели люди, представлявшиеся псевдонимами: генерал «Николаев» и тогда еще полковник (но потом тоже генерал) «Осипов». Про «Николаева», который поставил свою подпись под «Записью» и «Предварительным планом», уже здесь объясним, что он был Василий Михайлович Зарубин (1894–1972), которого вскоре отправили резидентом НКВД в США. Там он действовал под созвучной фамилией «Зибулин» сначала под прикрытием должности вице-консула СССР в Нью-Йорке, а потом 2-го секретаря посольства в Вашингтоне[67]. В Москве на хозяйстве, как куратором выполнения соглашения НКВД-SOE, остался «Осипов», чью истинную личность мы раскроем в главе про операцию «Арарат». В Лондон поехал Иван Чичаев, о котором мы подробнее расскажем в главе «Секции связи».
Пока же – одно важное отступление.
Уругвайская «вспышка»
Если, как мы, много лет работать с архивными материалами и читать тонны мемуаров, то в какой-то момент твои герои кажутся тебе уже добрыми знакомыми. Это наверное, нормально и даже желанно. Но в какой-то момент начинают мерещиться связи даже там, где их не должно быть. Ну, например.
…Год 1928-й. В Москве проходит первая Всесоюзная спартакиада, задуманная как альтернатива «буржуазным» Олимпийским играм. Составная часть Спартакиады – «красный мундиаль» по футболу. Звезда этого «мундиаля» – команда «Красной Федерации спорта» Уругвая, ставшая вице-чемпионом Спартакиады. Пожалуй, самый занятный газетный отчёт – о матче Уругвай – Украина. Газета «Правда» писала: «…На пятнадцатой минуте второго тайма вратарь Украины Норов, спасая команду от гола, бросается в ноги уругвайскому нападению. Благодаря быстрому и резкому темпу игры центр-форвард Уругвая налетел на Норова и невольно нанес ему очень сильный удар в грудь и челюсть. Норова вынесли с поля в бессознательном состоянии. На двадцатой минуте без чувств выносят игрока уругвайской команды»[68].
При чём тут разведка? Минуточку терпения.
Итак, ещё в отчётах о пребывании этой рабочей сборной Уругвая в СССР находим занятные детали, связанные с профессиональной и партийной принадлежностью южноамериканских футболистов. Согласно записям в архиве Спортинтерна (спортивное «крыло» Коминтерна), в Москву тогда приехала команда из уругвайского Монтевидео в составе, в частности, слесаря, вулканизатора шин, трех каменщиков, двух сапожников, столяра, маляра, типографского наборщика, ломового извозчика, водопроводчика и продавца газет[69]. При этом когда у уругвайцев было еще и турне по Волге и Дону, то газета «Нижегородская коммуна» специально сосчитала, что в составе южноамеркианской команды – восемь членов компартии[70]. Но вот когда в материалах Коминтерна дело доходит до фамилий уругвайских игроков, то уже ты сам получаешь «удар в грудь и челюсть». К игрокам – членам комсомола в документах Коминтерна отнесены игроки Мажо, Ландера, но и некто с совсем не креольской фамилий «Кравченко Е.»[71].
Возможно, опечатка. Но если обладать многими «лишними знаниями», так и хочется предположить, что уже в 1928 г. мы видим в документах Спортинтерна то, о чём известно о «Красной капелле». А именно у Леопольда Треппера было два офицера советской военной разведки, которые передвигались по Старому Свету начального периода Второй мировой войны под видом как раз нейтралов-уругвайцев. Это те, кого Треппер называет «Михаилом Макаровым» и «Виктором Сукуловым». Они жили в Европе по уругвайским паспортам на имена, соответственно, «Карлос Аламо» и «Винсенте Сиерра»[72].
И тут сразу так и хочется задать вопрос: не был ли «Кравченко Е.» одним из них? Не был ли он слушателем разведшколы, которого приставили к простодушным уругвайцам (слесарю, каменщикам, ломовому извозчику и т. д.), чтобы отшлифовать тот диалект испанского языка, на котором говорят на берегах Ла-Платы, и набраться уругвайских манер? Разберем эту ситуацию.
Возьмём паспорт № 4643, выданный уругвайским консульством в Нью-Йорке на имя Винсента Сьерра, родившегося 3 ноября 1911 г.[73] По такому паспорту в Европе жил тот, кого Треппер в своей книге «Большая игра» называет «Виктором Сукуловым», но на самом деле Анатолий Маркович Гуревич. Паспорт был подобран хорошо. Сам Гуревич родился в Харькове всего на два года позже, чем «Сьерра»: 7 ноября 1913 г. А значит, на момент проведения Спартакиады в Москве (когда рядом с уругвайской сборной по футболу появляется «Кравченко Е.») ему было 14 лет. Мог он в этом возрасте играть во взрослой команде? С натяжкой. А учиться в разведшколе? Даже в СССР – нет.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
