Фар уже начал подумывать, не совершил ли он страшную ошибку. Может, его заманил сюда какой-нибудь психопат, чтобы разжиться кредитами из его наладонника? Если так, то злодей в капюшоне не сильно разбогатеет. Фар жил на бюджет студента. Десять жалких кредитов — все, что он имел на своем счету…
Неутешительная для грабителя банковская информация уже готовилась сорваться с языка Фара, когда незнакомец положил ладонь на одну из глыб.
И она открылась.
То, что выглядело римской каменной плитой первого века нашей эры, оказалось дверью. Среагировав на отпечаток ладони незнакомца, она откатилась назад, из проема пахнуло спертым воздухом и тьмой. Проводник снова махнул рукой: сначала ты.
Происходящее отнюдь не развеяло опасений Фара. Он глубоко вдохнул, ощутив на груди сложенное письмо из настоящей бумаги.
Не упусти.
Потребовалось несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте и запахам затянутого паутиной подземелья. Туннель шел, казалось, вниз, а направление наводило на мысль о неизбежном пересечении с Тибром. Электрический свет в руке у незнакомца скользил по сырым стенам, вырезая тропинку Фара в форме его силуэта. Парень шел, без слов понукаемый фигурой в накидке, и через какое-то время ему начало казаться, что они прошли несколько километров. Может быть, больше.
Туннель закончился большой пещерой. Фар не смог бы сказать, насколько большой. Фонарик имелся только у незнакомца, и его лучи не достигали стен, просто тонули во мраке. А когда Фар вышел на открытое место, и этот источник света погас.
В такой темноте, при полном отсутствии света, он оказался впервые. Интересно, похоже ли это на Решетку, подумал Фар. Перед ним как будто раскинулась вся Вселенная, а может, не раскинулось вообще ничего.
— Что происходит? — Вопрос отозвался в подземелье слабым эхом. Должно быть, пещера просторная…
— Я рад, что вы можете присоединиться к нам, мистер Маккарти. — Голос зазвучал прямо перед ним, а Фар не слышал, чтобы кто-то подходил. Фигуре в капюшоне голос принадлежать не мог. Нет, кто-то уже находился здесь. И этот кто-то ждал его.
— К кому это к нам? — спросил Фар у темноты.
— Мы дойдем до этого. — Голос звучал уверенно, человек говорил, растягивая слова. Чем дальше, тем больше голос казался Фару знакомым. — Но сначала у меня к вам несколько вопросов.
— Спрашивайте.
— Кого вы любите больше всего? — Вопрос таил в себе некую угрозу: человек говорил, чеканя слова, и бросал их в Фара сквозь тьму.
— Себя. — Ответ не содержал всей правды и не мог считаться враньем, но он хотя бы заполнил пустоту.
— Кого вы ненавидите больше всего?
В данный момент?
— Марию-Антуанетту. — И того, кто взломал симулятор, добавил Фар про себя — на тот случай, если этот человек стоял сейчас перед ним.
— Чего вы боитесь больше всего?
— Это что, анкета? — спросил Фар вместо ответа.
Человек вздохнул:
— Просто отвечайте мне, мистер Маккарти.
— Умереть, не пожив.
Наступило молчание, потом собеседник заметил:
— Как поэтично.
— Любимый цвет бежевый, на ягодице татуировка — лиловый нарвал. Его зовут Шербет. — Фар не понимал, что значит вся эта ерунда, и терпение начало истощаться. — Еще что-нибудь узнать хотите?
— Теперь понимаю, чем вы достали Марина, — произнес голос. — Но меня не так легко вывести из себя.
Марин. Это имя заставило Фара стиснуть зубы. Он уже хотел спросить, откуда незнакомец узнал про вредного инструктора из Академии, но вдруг включился свет. Расположенные рядами промышленные электролампы залили сиянием помещение, которое, насколько понял Фар, служило ангаром для самых настоящих машин времени. Перед ним выстроились четыре аппарата — лоснящиеся, как ухоженные коты, и огромные, как дома. «Галилео», «Ад инфинитум»,[3] «Армстронг»… Ни одного аппарата с такими названиями Фар не знал; мало того, в носовых частях машин времени он не увидел штампов с заводскими номерами.
Ближняя к нему машина вообще была безымянная.
На голографических экранах, обеспечивающих невидимость, он не заметил ни одной царапинки. Фар готов был спорить на свои тесные панталоны, что этот корабль еще не совершал путешествий.
— Нравятся?
Мужчина, стоявший сбоку oт Фара, казался бесцветным. Белая полотняная домашняя одежда, редкие седые волосы, бледная кожа. Глаза темные, но невыразительные. Ни одна из черт его внешности не привлекала внимания. Встретишь такого на улице и не удостоишь повторным взглядом. Он относился к тому типу людей, которые не желают, чтобы их замечали — они сами наблюдают за тобой, впитывают каждое движение, раскладывают факты по полочкам, про запас.
Фар заметил внимательный взгляд незнакомца и подумал, что уже и сам разложен по полочкам. Помещен под лампу и исследован.
— Зачем я здесь?
— Думаю, сами знаете.
— Что ж, если вы предпочитаете говорить загадками… — Фар подошел к безымянной машине и положил ладонь на отливающие жемчугом пластины корпуса. Громадный, но изящный по форме аппарат покрывала свинцовая оболочка толщиной в три дюйма, а двигатели вырабатывали достаточно мощности, чтобы перемещать такое тело. — Давно вы за мной наблюдаете?
— Учитывая обстоятельства рождения, вами всегда интересовались. И потом то, что случилось с вашей матерью… Такая жалость.
Отражение Фара на облицовке корабля вздрогнуло, по нему побежали опаловые тени, а сам он ощутил прилив злости. Такая жалость. Фар ненавидел это слово и никогда не понимал, почему люди используют его, если произошла трагедия. Для него оно значило капитуляцию.
— Вы всегда отменно проходили испытания на симуляторах. — Мужчина подступил ближе, и его отражение тоже появилось на голографической пластине. — Вас не пугают неожиданности, вы не проявляете безрассудства, но и не впадаете в ступор. Решения ваши смелы и взвешенны. Оправданный риск. Потенциал, талант, бесстрашие, вдохновение… все необходимые мне качества налицо. Теперь, благодаря ветреной королеве, занимающей третью позицию, мы оба можем получить то, что хотим. Вам нужна машина времени, а мне — капитан. У вас есть талант и вдохновение. У меня — корабль и топливо.
— Капитан? — Во рту у Фара пересохло, он даже пошатнулся от мысли о представившейся возможности. В голове шумело, сердце бухало, отдаваясь в ушах.
— Нужен подготовленный человек, способный вернуться в прошлое и приобрести для меня некоторые вещи. Я выплачиваю вам и экипажу пять процентов выручки, предоставляю необходимое количество горючего и право пользоваться машиной времени.
Черный рынок предметов роскоши из прошлого ни для кого не являлся секретом; скорее, это был факт, который с общего согласия замалчивался. Сливки общества в Центральном испытывали тягу к таким земным благам, как винтажные вина, сыры ручного производства, кофе, свежие цветы. Все эти вещи можно было обнаружить, пошарив по особнякам Палисада. Если верить сплетням из магазинчика Имоджен, такому занятию потакали даже сенаторы, и именно поэтому правительство не предпринимало никаких официальных действий. Какое значение имеет целостность исторического процесса, если можно попробовать настоящий, а не синтетический, шоколад?
