— Что-то мне это не нравится. Нужно бы узнать.
— Тебе не нравится, ты и узнавай, — пробормотал лейтенант Ф. и повернулся на другой бок.
Лейтенант Л. спустился к дежурному по части, позвонил в караулку, поднялся, разбудил лейтенанта Ф.:
— Караул не принял вторую стоянку — там два борта не опечатаны.
— Ну не знаю, — сказал, зевая, лейтенант Ф. — Может, сходишь, опечатаешь, а я уж завтра побегаю…
Лейтенант Л. чертыхнулся и ушел в ночь, через снега, на самую дальнюю вторую стоянку, которая лежала за полосой гражданского аэродрома.
Лейтенант Ф. продолжал мирно спать в теплой, шумно храпящей казарме среди криков "Мама!", пуков и скрипов. Всегда спится особенно крепко и сладко, когда ты должен что-то сделать. А лейтенант Ф., как дежурный по стоянке части должен был шагать сейчас, преодолевая ледяной ветер, закрывшись до глаз воротником меховой куртки и матеря механика Разбердыева, который до сих пор не сдал стоянку караулу. Но дежурный спал, как Штирлиц перед Берлином…
А в это время его помощник, пересекая гражданскую ВПП, увидел, как над второй стоянкой трепещет в ночи красное зарево. Помощник рванул изо всех сил через метущую по черной полосе поземку, представляя догорающие останки вертолетов и злорадно думая, что он все же Помощник и лицо не очень ответственное.
Когда он вбежал на стоянку и затем в домик, Разбердыев осоловело сидел возле малиновой печки и подбрасывал в нее дровишки. В это время, вспыхнувшая от раскаленной трубы крыша горела ярким пламенем, и красные блики играли на боках ближайших вертолетов…
После долгой борьбы с применением мата, пинков, огнетушителя, снега, куртки Разбердыева, его же шапки, огонь был потушен. Когда явился караул, следы борьбы уже были заметены, крыша припорошена снегом, и только в домике сильно пахло мокрой гарью.
Наутро лейтенант Ф., выслушав эмоциональный рассказ лейтенанта Л., сказал, подняв палец:
— Теперь и ты знаешь механика Разбердыева.
— Сам ты Разбердыев, блядь! — ответил лейтенант Л.
"И то верно" — самокритично подумал лейтенант Ф., и, глядя на обгоревшие ресницы лейтенанта Л., расхохотался.
УЧЕНИЯ
В феврале 1986 года в округе начались крупные учения. Магдагачинский полк, приданный 13-й десантно-штурмовой бригаде, принял в них участие полным составом. Его задачей было перебросить технику и личный состав бригады к китайской границе, на аэродром под Благовещенском.
Борт № 22 готовился к учениям. Задача была поставлена простая — полет строем, поочередная посадка на полосу аэродрома назначения — вертолет катится по полосе, борттехник с правым выбегают, открывают задние створки, уазик с бойцами съезжает и сворачивает с полосы вправо (или, если смотреть по полету — влево, чтобы не попасть под хвостовой винт), створки закрывают, прыгают в вертолет, он взлетает, за ним уже катится следующий. Борттехник Ф. тренировал водителя уазика въезжать в грузовую кабину и быстро выезжать из нее. Уазик постоянно срывался с направляющих. Наконец, когда один раз все прошло удачно, борттехник решил, что навык прочно закрепился в мозжечке бойца, и прекратил тренаж.
Наступил день учений. В Ми восьмые загнали уазики с четырьмя бойцами, Ми шестые приняли на борта более тяжелую технику и десант. Полк запустился и пошел на взлет. Такого борттехник Ф. никогда не видел, и уже не увидит. В небо поднялись три эскадрильи Ми-8 и эскадрилья Ми-6 — рой под сотню машин закрыл солнце. Небо шевелилось, ползло, гудело, выло, трещало, серый саранчовый шлейф еще волок хвост по земле — взлетали один за другим крайние вертолеты. Армада, разворачиваясь на юг, начинала движение к китайской границе, и это было похоже на неумолимо собирающуюся грозу — казалось, такая сила могла спокойно переползти границу и, даже теряя машины одну за другой, дойти до Пекина в достаточном для победы количестве.
Поднявшись, двинулись. Строй растянулся на приличную дистанцию. Ми шестые шли выше, восьмерки неслись на пределе, огибая рельеф, чтобы не светиться на локаторах предполагаемого противника. Борт № 22 пилотировал капитан Божко, имевший за плечами Афган. Он откровенно наслаждался полетом — бросал машину с сопок вниз, сшибал колесами верхушки сосен, завидев «учебный» танк, заводил вертолет на боевой, имитировал пуск, бормотал "цель уничтожена!" — обиженные танкисты показывали неприличные жесты, но на всякий случай ныряли в башню. Борттехник Ф., у которого от такого полета сердце и другие внутренности прыгали от пяток до горла, конечно, тоже наслаждался, но периодически с тревогой вспоминал о своем грузе — распятом на тросах уазике с четырьмя бойцами. После очередной «атаки» по особенно крутой траектории, и с перегрузками на выходе, он услышал глухой щелчок в грузовой кабине. Потом послышались перекрывающие шум двигателей крики.
— Что они там — боятся или радуются? — сказал командир. — Выгляни, посмотри, может, обделались?
Борттехник открыл дверь в грузовую кабину. К его удивлению, бойцов в уазике не было. Выбравшись в салон, он увидел, что все четверо лежат за уазиком, упираясь ногами в стенки и в бардачки на створках, а руками — в уазик, сорвавшийся с растяжек. Лица атлантов были перекошены, тела периодически амортизировали, сжимаясь в такт изменениям тангажа.
Борттехник забежал в кабину, вкратце обрисовал ситуацию. Командир виновато вздохнул и перевел вертолет в ровный полет — авиагоризонт замер в нейтральном положении.
Сели удачно, створки открылись, уазик с четырьмя измученными бойцами выпрыгнул на полосу, свернул вправо и умчался, очумело виляя. На бегу закрыли створки, запрыгнули, взлетели.
А за ними все садились и садились вертолеты. Учения продолжались…
ТРАВА ПО ПОЯС
Перелетный полк был принят аэродромом возле ж/д станции Средне-Белой. Благоустроенных мест, конечно, всем не хватило, и большая часть машин разместилась где-то на задворках. Вертолеты гостей стояли в поле среди высокой сухой травы. В Средне-Белой царило бесснежье — поздняя сухая осень посреди февраля. После своей зимы магдагачинцам не хотелось идти в казарму. Поужинав, они вернулись к своим машинам, чтобы поиграть в футбол — скинули меховые куртки и гоняли мяч по желтым шуршащим зарослям под холодным закатным небом.
Борттехник Ф. и правак С., устав от беготни, забрались на 22-й борт и улеглись на откидных скамейках перекурить. Вечерело, прозрачное небо наливалось чернилами, пахло степью. Лейтенанты курили, слушая далекий гомон футболистов, гулкие удары по мячу…
Рядом с вертолетом послышалось шуршание травы — кто-то шел вдоль борта. Лейтенант Ф. выдохнул струю дыма в дверь, и тут же в сизом облаке появилось незнакомое лицо. Лицо было в фуражке и с подполковничьими погонами.
— Эт-то что за пожар на борту? — грозно сказал подполковник, поднимаясь по стремянке. — Кто разрешил курить на аэродроме?
Лейтенанты вскочили, борттехник Ф. бросил окурок на пол, прижал его подошвой.
— Звание, фамилия?
