Однако со второй половины II в. (но главным образом в I в.) некоторые из указанных родов и их ветвей частично утратили свои позиции в консулярнои элите, связанной с командованием армией и управлением провинциями. В I в. Эмилии занимали всего 4 консульства, патрицианский род Клавдиев — 3, Валерии — 4, Фабии — 1. Заметим, однако, что это не означало их полного вытеснения из числа патрицианской элиты. Представители этих родов по-прежнему считались древним патрициатом, а некоторые из них позднее оказались в родстве с династией Юлиев-Клавдиев (Эмилии Лепиды, Клавдии, Корнелии Суллы). Вплоть до Флавиев Рим с удивительной последовательностью сохранял древнюю аристократию, в том числе через браки и усыновления.
Наряду с частичной утратой старой сенатской знатью ее политических позиций укреплялось положение homines novi в сенате. Преодолевая вражду и сопротивление влиятельных сенаторов, новые люди добивались даже консулата, о чем свидетельствуют чрезвычайно выразительные факты. Марк Порций Катон трудом и личными достоинствами добился консульской, а затем и цензорской должностей. Марк Туллий Цицерон называл его «человеком неизвестным и новым» для III в., но «…образцом трудолюбия и достоинства — homini ignoto et novo, …quasi exemplari ad industriam virtutemque» (Cic. De rep., I, 1, 7—И). Особый пример являл сам Цицерон, ставший даже принцепсом сената.
В I в. в числе сенаторской знати появились даже провинциалы, например Бальб, из испанского города Гадес (Plin. H. N., VII, 136).
Таким образом, мы не можем согласиться с высказыванием Н. Н. Трухиной о том, что в социальном отношении сенат представлял однородную массу. Безусловно, постепенно проникавшие в сенат и сенаторское сословие новые люди адаптировались к традициям и социально-политическим нормам жизни старой знати. Однако в связи с происхождением, имущественными различиями и расхождением политических целей и интересов, наконец, в силу личных амбиций сенаторов и слишком явного карьеризма homines novi сенат постепенно утрачивал сословное единство. Уже для первой половины III в. очевидно выделение в сенаторском сословии групп, различавшихся по имущественному положению и степени политического влияния.
Античные авторы, например, совершенно определенно выделяли среди членов сената сенаторов nobiles — знатных и ignobiles — рядовых. При этом термину nobiles они придавали различные нюансы: Плавт употреблял его в смысле «известный» благодаря своему имени и личным заслугам; Цицерон и Гораций в смысле «славный, благородный, знатный» в связи с происхождением; а Ливии в смысле «популярный» порой в силу дурной славы. Таким образом, четкая аутентичная оценка nobiles — нобилитета — в античной традиции отсутствует. В связи с этим обстоятельством и в исследовательской литературе нет единого критерия и единой оценки границ знатности — nobilitas — и, следовательно, определения нобилитарного статуса. Некоторые авторы склонны давать расширительное толкование понятия нобилитет — nobiles — как обозначение знати вообще и главным образом сенатской аристократии. Другие предлагают более узкое толкование: как определение представителей сенаторского сословия, занимавших курульную (Т. Моммзен) или даже исключительно консульскую должность (М. Гельцер).
Многочисленные просопографические данные и показательные исторические факты позволяют выделить несколько составляющих nobilitas. Уже в III в. обозначилось влияние нобилитета в политической сфере. Из числа 300 представителей сената нобили составляли 20 фамилий. Это были консулярные семьи. Среди них типичной фигурой был, например, Фабий Максим Кунктатор — пятикратный консул, двукратный диктатор и двукратный цензор (Plut. Fab., 1, 1). Во II в. из 222 консульств 24 были у относившихся к нобилитету представителей рода Корнелиев, 15 — у Клавдиев, 10 — у Фульвиев, 9 — у Эмилиев и Постумиев, 8 — у Фабиев и Семпрониев. Между 123 и 109 гг. шесть Метеллов были консулами и цензорами. Кроме того, по сведениям Веллея Патеркула, члены этого рода 12 раз получали триумфы (Vell., II, 11, 3). Несколько позднее Саллюстий скажет, что, передавая консулат из рук в руки, нобили превратили его в частное дело (Sail. lug., 63, 6). В этом смысле дефиниция М. Гельцера кажется нам достаточно четкой: одной из составляющих nobilitas может выступать исполнение консульской должности.
Политическое превосходство нобилитета базировалось на экономическом основании. Римская экспансия расширяла эту основу. Саллюстий подчеркивал, что в руках нобилитета, сильного своей сплоченностью, «были сосредоточены казна, провинции, магистратуры, путь к славе и триумфы — penes eosdem aerarium provinciae magistratus gloriae triumphique erant» (Sail. lug., 41, 7). Нобили были богатейшими людьми: Луция Лициния Лукулла современники называли «Ксерксом в тоге» (Plut. Luc, 39), представитель того же рода Лициниев — Марк Красе — был настолько богат, что на собственные средства мог содержать целое войско (Plut. Crass., 2; ср.: Plut. Pomp., 22). Прямым подтверждением экономического могущества нобилей был постепенный рост сенаторского ценза. Таким образом, богатство выступает еще одной составляющей nobilitas.
Однако сами по себе ни консулат, ни материальный достаток не означали автоматического включения в состав nobiles. Так, Марк Порций Катон Старший — консуляр и цензорий, имевший к тому же все основания претендовать на экономическое влияние, оставался вне нобилитета. Гай Марий — шестикратный консул — неизменно сталкивался с пренебрежительным и даже враждебным отношением первых граждан (Plut. Mar., 20; 30; 32). Гней Помпеи — четвертый консул в своем роду — так и не смог стать «своим человеком» среди старой сенатской аристократии. Напротив, Сервия Сульпиция Руфа, не исполнявшего должности консула и лишь имевшего очень далекого предка — консуляра, современники считали нобилем (Cic. Pro Mur., 15—16). Луций Корнелий Сулла еще до исполнения консулата пользовался поддержкой Метелла и других представителей нобилитета. В данном случае, на наш взгляд, играл роль династический факт — принадлежность к старинным сенаторским фамилиям. Именно эта составляющая nobilitas закрепляла экономическое и политическое влияние в руках нескольких фамилий.
Нобилитарные семейства и роды оказывали друг другу материальную и политическую поддержку, закрепляли общественное положение брачными союзами. Чрезвычайно показательным примером является негативное отношение римской аристократии к женитьбе Гнея Помпея на Корнелии — дочери нобиля Метелла Сципиона. Формально недовольство римлян объяснялось этической стороной этого брака — значительной разницей в возрасте. Но мы допускаем, что в данном случае играл роль и тот факт, что Помпеи не являлся для нобилитета человеком его круга (Plut. Pomp., 55).
Высочайший престиж и моральный авторитет nobiles базировался на широкой клиентеле. Римские нобили имели клиентов не только в Риме, но и в Италии, и в провинциях. Бывшие консуляры и претории, отслужив магистратуру, становились полководцами и наместниками римских провинций. Полновластие проконсулов и пропреторов в провинциях обеспечивало им прочные связи с представителями местной знати.
Таким образом, нобилитет был особой сословной группой, своего рода социально-политической элитой римского общества. Его положение определялось комплексом составляющих. Понятие nobilitas складывалось из принципов политического лидерства, экономической влиятельности, династического и морального престижа. Совершенно правы, на наш взгляд, те исследователи, которые считают нобилитет особой замкнутой корпорацией, обладавшей неписаным преимущественным правом на консулат, осуществлявшей господство в сенате и не допускавшей в свой круг новых людей.
