Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
Согласно сведениям Джувайни и Рашид ад-Дина, когда наступил новый (1248) год, великий хан Гуюк заявил о своем желании отправиться в свой родовой удел на Эмиле, где климат будто бы был более благоприятен для его слабого здоровья. Весной, когда погода склонилась к теплу, он со своим войском выступил в те пределы. Соркуктани-бики, вдова Тулуя, отправила нарочного и предупредила Бату, главу Улуса Джучи, что великий хан имеет против него враждебные намерения. Бату выступил во главе большого войска против Гуюка. Однако встреча двух враждующих Чингизидов на поле боя не состоялась: через несколько переходов, еще в пределах самой Монголии, Гуюк-хан умер. Это известие застало Бату в Алакамаке, в семи днях пути от города Каялыка (т. е. в южной части Семиречья, около гор Ала-Тау). Когда после исполнения обрядов оплакивания останки Гуюк-хана были преданы земле, Бату созвал к себе, в Алакамак, царевичей для совещания о престолонаследии (Джувайни, изд., Т. 1. С. 215–218; пер., Т. 1. С. 260–263; Т. 2. С. 557; Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 121–122).
Почему именно Бату? Дело в том, что Бату в то время пользовался наибольшим авторитетом и занимал главенствующее положение в роде Чингизидов. Хотя его старший брат Орда-Ичен был еще жив, тем не менее считалось, что «Бату всем царевичам старшой (ака)» (Джувайни, пер., Т. 2. С. 557). Именно поэтому, сообщает, в частности, Джузджани в своем «Табакат-и Насири», после кончины великого хана Гуюка все съехавшиеся для решения вопроса о престолонаследии царевичи (кроме сыновей Чагатая, которые потребовали царство себе) согласились возвести на престол Бату и обратились к нему с таким предложением: «Тебе следует быть царем нашим, так как из рода Чингиз-хана нет никого главнее тебя; престол и корона и владычество прежде всего твои». Бату ответил: «Мне и брату моему Берке принадлежит-уже в этом крае (т. е. в Дешт-и Кипчаке) столько государств и владений, что распоряжаться им, краем, да вместе с тем управлять областями Китая, Туркестана и Ирана невозможно. Лучше всего вот что: дядя наш Тули, младший сын Чингиз-хана, умер в молодости и не воспользовался царством, так отдадим царство сыну его и посадим на престол царский старшего сына его, Менгу-хана. Так как на престол посажу его я, Бату, то на самом деле владыкой буду я» (Джузджани. Т. 2. С. 1172, 1177–1181).
Ретроспектива этих событий в восприятии армянского историка Киракоса Гандзакеци такова: «Он очень усилился, возвеличился над всеми и покорил всю вселенную, обложил данью все страны. И даже его сородичи почитали [Бату] больше всех остальных, и тот, кто царствовал над ними (коего они величают ханом), садился на престол по его приказу. Случилось умереть Гиуг-хану. В царском их роде началась распря о том, кому сесть на престол. И все нашли, что он достоин сесть [на престол] или же станет царем тот, кого пожелает [Бату]. И пригласили его приехать из северных стран на родину свою, чтобы царствовать над всеми. Он отправился утвердить свою власть, а во главе войска оставил своего сына по имени Сартах. Поехав же, не сел на трон царский, а назначил [вместо себя] одного из своих сородичей, по имени Мангу, а сам возвратился к войску своему» (Киракос Гандзакеци. 55).
А вот как в «Юань ши» описывается встреча царевичей и военачальников после смерти Гуюка. Бату первым подал голос о возведении Мунке, старшего сына Тулуя от его старшей жены Соркуктани, на ханский престол. Но тут встал эмир Бала, посланник вдовы Гуюка, ханши Огул-Каймыш, и сказал: «Некогда Угедей завещал, чтобы после него внук его Шилмынь (Ширамун) наследовал престол, что всем князьям и чинам известно. Ныне Шилмынь находится еще в живых, но выбор обращен на других: каким же останется Шилмынь?» Тогда выступил Мугэ, младший брат Мунке, и так возразил на замечание Бала: «Правда, было завещание Угедеево и кто посмеет противоречить оному? Но на прошлом съезде выбор Гуюка произведен ханшею Толи-гайхана и вами. Итак, в то время вы сами нарушили помянутое завещание Угедея; теперь кого же хотите обвинять в том?». Бала ничего не мог ответить на это. Тогда слово взял Улан-хада и сказал: «Мунке разумен и проницателен; это всем уже известно; мнение князя Бату очень справедливо». Все поддержали это предложение. Бату немедленно отдал приказ войскам. «Войска были согласны с ним, и сим образом утвержден выбор» (История дома Чингисова, с. 305–306, 309).
Приведем теперь сообщения Джувайни и Рашид ад-Дина о встрече царевичей в Алакамаке в 1248 г. По призыву Бату в Алакамак (около гор Ала-Тау к югу от Или) со всех концов обширной империи съехалось великое множество царевичей, их родичей и вельмож. Некоторые из сыновей Чагатая и Угедея под разными предлогами на собрание не явились; не явилась и вдова Гуюка Огул-Каймыш, а ее сыновья, Коджа и Наку, только два дня пробыли в Алакамаке, но оставили там для переговоров вельможу Тимур-Кадака, уполномочив его присоединиться к какому бы то ни было решению царевичей. Все оставшиеся царевичи засвидетельствовали Бату, как самому главному в роде Чингизидов, свое уважение и готовность подчиниться его решению в вопросе о наследовании престола и регенте.
Бату остановил свой выбор на Мунке (по-тюркски Менгу), старшем сыне Тулуя. Мунке, сказал Бату в своей речи на съезде царевичей, «видел своими глазами и слышал своими ушами Ясу и ярлык Чингиз-хана»; к тому же он видел добро и зло в этом мире, во всяком деле отведал горького и сладкого, неоднократно водил войска в разные стороны на войну; этот царевич умен и даровит и подготовлен к царствованию. «При наличии его, — продолжал Бату, — каким образом кааном станет кто-либо другой? Тем более что дети Угедей-каана поступили вопреки словам отца и не отдали власти Ширамуну и, преступив древний закон и обычай, не посоветовавшись с родичами, ни за что убили младшую дочь Чингиз-хана, которую он любил больше всех своих детей и называл Чаур-сечен. По этой причине каанство им не подобает».
Свою речь Бату закончил так: «Благо улуса, войска и наше, царевичей, заключается в том, чтобы посадить Мунке на каанство». Все царевичи выразили одобрение и заключили письменное соглашение в том, чтобы посадить царевича Мунке на престол. Также было решено великий курултай устроить в следующем году, а на время междуцарствия ведение государственных дел поручить вдове Гуюка, Огул-Каймыш-хатун. Когда царевичи стали разъезжаться по своим станам и йуртам, Бату послал вместе с Менгу своего брата Берке и своего старшего сына Сартака с тремя туманами (тридцатью тысячами) войска, дабы они в местности Онон и Керулен, которая была коренным йуртом Чингиз-хана, весной нового, 1249 г. в присутствии всех царевичей, устроив курултай, торжественно посадили его на царский трон. Они отправились в путь. И Бату отправился в путь, в Поволжье, прибыл в свою орду и, по обычаю, предался веселью и забавам (Джувайни, изд., Т. 1. С. 217–221, 223; пер., Т. 1. С. 262–266; Т. 2. С. 557–561; Рашид ад-Дин Т. 2. С. 80–81, 129–130).
Потомки Угедея (за исключением нескольких царевичей) и большая часть чагатайских царевичей категорически отказались признать решение Бату о передаче ханства дому Тулуя, стали строить козни и препятствовать устройству курултая. «Вы, царевичи, — жаловалась, в частности, вдова Гуюка, Огул-Каймыш-хатун, — на прошлом курултае обещали и дали обязательство в том, что царская власть всегда будет принадлежать дому Угедей-каана и что никто не будет противодействовать его сыновьям, а теперь вы не держите слова». Действительно, на курултае в 1246 г. имел место такой эпизод. После обсуждения все согласились возвести Гуюка на престол, а он, как это обычно бывает, отказывался, перепоручая это каждому царевичу, и ссылался на болезнь и слабость здоровья. Затем Гуюк сказал: «Я соглашусь на том условии, что после меня ханство будет утверждено за моим родом». Все единодушно дали письменную присягу: «Пока от твоего рода не останется всего лишь кусок мяса, завернутого в жир и траву, который не будут есть собака и бык, мы никому другому не отдадим ханского достоинства» (Рашид ад-Дин. Т. 2. С. 119, 138).
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
