Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
Император Николай II – это признают и его враги – обладал совершенно исключительным личным обаянием. Он не любил торжеств, громких речей; этикет ему был в тягость. Ему было не по душе все показное, искусственное, всякая широковещательная реклама (это также могло почитаться некоторым недостатком в наш век!). В тесном кругу, в разговоре с глазу на глаз, он зато умел обворожить своих собеседников, будь то высшие сановники или рабочие посещаемой им мастерской. Его большие серые лучистые глаза дополняли речь, глядели прямо в душу. Эти природные данные еще более подчеркивались тщательным воспитанием. «Я в своей жизни не встречал человека более воспитанного, нежели ныне царствующий император Николай II», – писал граф Витте уже в ту пору, когда он по существу являлся личным врагом государя…
* * *
Самодержавные монархи редко имеют время излагать свои воззрения в пространных писаниях, Екатерина II была в этом отношении исключением. Ни Людовик XIV, ни Мария-Терезия этим не занимались, от Петра Великого в этом отношении дошло только несколько крылатых фраз. Монархи действуют на основе своего мировоззрения; они проповедуют действием, предоставляя другим теоретическое обоснование этих действий.
Не будет, однако, далеким от истины утверждение, что основные мысли «Московского сборника» К. П. Победоносцева, изданного в самом начале нового царствования (в 1896 г.), были тождественны с исходными взглядами царя; и в этом отношении права была французская газета, следующими словами рекомендовавшая своим читателям французский перевод «Московского сборника»: «Книгу эту надо прочесть, во-первых, потому, что г. Победоносцев думает глубоко, во-вторых, потому, что он думает иначе, чем мы, и, в-третьих, потому что император Николай II и его народ думают, как он».
Теперь, через сорок лет, своеобразно злободневными кажутся многие положения этой примечательной книги.
Необходимо хотя бы вкратце на них остановиться, чтобы понять многое в царствовании императора Николая II.
Многие говорили и тогда: Россия не созрела для демократии, Россия не созрела для социализма, Россия не созрела для той или другой из реформ, диктуемых современным пониманием прогресса. Но те, кто стоял во главе Российской империи в 1894 г., вовсе не считали, что политические формы, воспреобладавшие на Западе, были шагом вперед, свидетельством большей зрелости. Они относились к ним критически по существу.
Парламентское правление – «великая ложь нашего времени», писал К. П. Победоносцев. «История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило принижение государственной мысли и вульгаризация в массе избирателей».
В парламентарных государствах царит фактическая безответственность и законодательной, и исполнительной власти. «Ошибки, злоупотребления, произвольные действия – ежедневное явление в министерском управлении, а часто ли мы слышим о серьезной ответственности министра? Разве, может быть, раз в пятьдесят лет приходится слышать, что над министром суд, и всего чаще результат суда выходит ничтожный сравнительно с шумом торжественного производства». (Слова эти, быть может навеянные Панамским скандалом, не менее были бы приложимы ко многим современным случаям.)
Зло парламентского правления К. П. Победоносцев видит в том, что на выборах получается не отбор лучших, а только «наиболее честолюбивых и нахальных». Особенно опасна избирательная борьба в государствах многоплеменных: «Монархия неограниченная успевала устранять или примирять все подобные требования и порывы – и не одною только силой, а уравнением прав и отношений под одной властью. Но демократия не может с ними справиться, а инстинкты национализма служат для нее разъедающим элементом: каждое племя из своей местности высылает представителей – не государственной и народной идеи, но представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти – и к господствующему племени, и к другим племенам, и к связующему все части государства учреждению». В виде примера приводится австрийский парламент.
«Вместо неограниченной власти монарха мы получаем неограниченную власть парламента, с тою разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли, а в парламенте нет его, ибо здесь все зависит от случайности, так как воля парламента определяется большинством… Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одною лишь диктатурою, то есть восстановлением единой воли и единой власти в правлении».
Там, где парламентская машина издавна действует, ослабевает вера в нее; еще славит ее либеральная интеллигенция, но народ стонет под игом этой машины и распознает скрытую в ней ложь. Едва ли дождемся мы – но дети наши и внуки, несомненно, дождутся свержения этого идола, которому современный разум продолжает еще в самообольщении поклоняться.
Еще более резкой и едкой критике К. П. Победоносцев подвергает периодическую печать:
«Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочие – во имя целого общества – править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?
Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую. Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке, – и таланты пишут что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди – какой-нибудь бывший ростовщик, газетный разносчик, участник банды червонных валетов – могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественного мнения…»
И опять-таки как в парламенте, так и в печати царит та же безответственность: «Мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости коих подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит, с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу».
Понятие прогресса, требование неустанных преобразований вызывает следующую отповедь:
«Есть в человечестве сила, земляная сила инерции, имеющая великое значение. Ею, как судно балластом, держится человечество в судьбах своей истории – и сила эта столь необходима, что без нее поступательное движение вперед становится немыслимым. Сила эта, которую близорукие мыслители новой школы безразлично смешивают с невежеством и глупостью, безусловно необходима для благосостояния общества. Разрушить ее – значило бы лишить общество той устойчивости, без которой негде найти и точку опоры для дальнейшего движения. В пренебрежении или забвении этой силы – вот в чем главный порок новейшего прогресса.
Ознакомительная версия. Доступно 41 страниц из 204
