Однако российские дипломаты не придали должного значения британским условиям и оговоркам, в большой мере обесценивавшим «согласие» Лондона. Последние можно суммировать следующим образом:
1) одновременно с соответствующим соглашением России с Турцией другие державы должны были получить право вводить военный флот через Дарданеллы в Мраморное море, что если не сводило на нет, то существенно подрывало «исключительные» возможности России;
2) английское правительство ожидало «ответных» уступок России в еще не завершенных вопросах средневосточного урегулирования;
3) в целях благоприятного воздействия на общественное мнение Англии и консервативную оппозицию в парламенте потребуются одновременные компенсации со стороны России в таких вопросах, как режим капитуляций в Египте и Багдадская железная дорога;
4) о расширении круга переговоров придется предупредить другие державы, прежде всего Германию и Турцию, и привлечь к рассмотрению вопроса о Проливах Францию;
5) инициатива постановки вопроса должна исходить от русского правительства.
С. Фей писал, что Извольский был чрезвычайно рад и сиял от удовольствия, получив первые сообщения о переговорах[82]. Но, согласно другим источникам, Извольский отнесся к первому сообщению Бенкендорфа очень сдержанно и даже усомнился в искренности заявлений представителей Форин оффис. Российский министр немедленно запросил посла в Лондоне, можно ли «вывести из меморандума сэра Эдуарда Грея заключение, что Англия допускает возможность согласиться на предоставление нам исключительного права прохода через Босфор и Дарданеллы, или же вопрос этот преднамеренно оставлен в меморандуме без прямого ответа»[83].
Бенкендорф поспешил развеять сомнения министра. Посол был уверен, что Гардинг и Грей ясно отдавали себе отчет в том, что открытие обоих Проливов исключительно для России — единственная комбинация, которая была бы желательна для Петербурга. 20 марта (2 апреля) Бенкендорф писал Извольскому: «По этому поводу нельзя допускать и тени сомнения»[84]. При этом дипломат констатировал, что по «соображениям своевременности и необходимости подыскания и обсуждения эквивалентных компенсаций меморандум Грея не содержит безусловного обязательства Англии, которое придало бы меморандуму значение совершенной сделки без каких-либо компенсаций со стороны России»[85]. Особую ценность меморандума Бенкендорф усматривал в том, что он зафиксировал наметившееся изменение в традиционной антирусской политике Лондона по вопросу о Проливах.
Извольский с самого начала переговоров о Проливах подробно информировал императора об их ходе. 25 марта (6 апреля) Извольский писал во всеподданнейшем докладе Николаю II, что поскольку по разъяснению Бенкендорфа вопрос о Проливах в меморандуме Грея «разрешается в утвердительном смысле», то это «может придать английскому меморандуму еще большее значение»[86]. Царь одобрил инициативу Бенкендорфа, и все последующие шаги русской дипломатии по вопросу о Проливах проводились с его ведома и согласия. Николай II одобрил соображение министра иностранных дел о необходимости «тем или иным образом закрепить сделанное лондонским кабинетом заявление по вопросу о проливах»[87].
27 марта Никольсон писал Грею: «Я редко видел господина Извольского таким радостным и удовлетворенным»[88]. Далее британский посол отмечал, что Извольский вполне уяснил смысл замечаний Грея, и хотел бы тщательно изучить вопрос, прежде чем сделать какое-либо предложение. В этом же донесении посол отмечал, что заявление Грея о Проливах «вне всякого сомнения окажет благоприятное влияние на наши азиатские переговоры и устранит сопротивление русских по второстепенным вопросам, вызывавшим разногласия. По сути дела, — заключил Никольсон, — я не вижу серьезной преграды впереди»[89].
Ведя переговоры с Петербургом, Британия не забывала и об общем с Россией союзнике — Франции. Чтобы обезопасить себя от конкретных обязательств в отношении Проливов в случае, если Франция со своей стороны пообещает России пересмотр режима Проливов в приемлемом для России духе, британский министр предупреждал Никольсона, чтобы в соглашении не были затронуты международные вопросы. В письме от 1 апреля 1907 г. он инструктировал Никольсона: «Будет гораздо лучше не включать вопросы Дарданелл и Босфора в предстоящее соглашение. Дело в том, что, если уладить азиатские дела успешно, русские не будут доставлять нам беспокойства своими стремлениями получить выход в Черное море, но прежде нужно любой ценой договориться об этом с Францией»[90].
Британия демонстрировала дружественное отношение к России при любом удобном случае. Максимально торжественно был обставлен визит эскадры русского флота в Портсмут в марте 1907 г.: для 120 русских моряков в программе были предусмотрены прием в Лондонской ратуше, два спектакля, ипподром и посещение достопримечательностей английской столицы. «На спектакле, организованном для русских моряков, присутствовал Грей, — писал С. Фей. — Визит был публичной демонстрацией достигнутого сближения. Вечером после банкета состоялось специально устроенное для делегации торжественное представление в театре, на котором присутствовал первый лорд адмиралтейства сэр Джон Фишер и сэр Э. Грей»[91]. «Безусловно никогда прежде не случалось, — писал по этому поводу германский посол, — чтобы министр иностранных дел явился в театр-варьете для того, чтобы приветствовать иностранных гостей»[92].
1 (14) апреля 1907 г. с санкции императора Извольский вручил Никольсону конфиденциальный меморандум по вопросу о Проливах, выражавший официальную точку зрения Петербурга. В меморандуме указывалось, что, хотя Бенкендорф не имел точных инструкций относительно вопроса о Проливах, тем не менее он изложил Грею взгляд русского правительства в полном соответствии с историческими и географическими интересами России. В меморандуме отмечалось, что инициатива посла только ускорила совершенно неизбежный обмен мнениями между двумя правительствами по вопросу о Проливах при переговорах о Тибете, Афганистане и Персии. Российское правительство рассматривало результат лондонских переговоров о Проливах как обнадеживающий. Оно «с удовлетворением» констатировало, что британское правительство не считает «неизменным положением своей политики» поддержание существующего режима Проливов. «Мы придаем также очень большое значение тому факту, — говорилось в меморандуме, — что господин Эдуард Грей принципиально не возражал против проекта соглашения, по которому русские военные корабли имели бы исключительное право проходить Проливы в двух направлениях, в то время как морские силы других государств не могли бы войти в Черное море. Наконец, нам угодно отметить, что министр иностранных дел высказал свою готовность, начиная с сегодняшнего дня, обсуждать при известных условиях наши предложения»[93]. Российское правительство соглашалось с тем, что «было бы несвоевременным заключать специальное соглашение о проливах во время настоящих переговоров, имеющих урегулирование вопросов в Азии… Русское правительство ограничивается пока принятием к сведению намерений британского правительства и оставляет за собой право поднять в более благоприятной обстановке вопрос о ревизии постановлений о Проливах»[94]. Петербург также был готов принять к сведению и оговорки Грея относительно возможной компенсации в пользу Англии (то есть не выступать против захвата Англией Египта) и согласился с предложением британского министра не углубляться дальше в своих переговорах о Проливах без ведома Франции[95].
