Он так понравился, что его хотели удержать. Пригласили углубиться дальше в империю Вэй, чтобы показать ее огромность и красоты. Он отклонил приглашение: его ждут при дворе гуннов. Он уехал уже давно, его дядя, «верховный правитель», который, к несчастью, уже не молод, нуждается в нем. Перед отъездом он подписал договор о дружбе с одним из правителей, который распространялся на всех Сыновей Неба. Затем быстро вернулся на берега Дуная, оставив позади, от Кавказа до Тихого океана, твердое убеждение в том, что на западе сформировалась новая держава, с которой придется считаться.
Ее представитель называл ее «империей». Слишком сильно сказано, на взгляд китайцев (римляне подумали бы то же самое), с учетом врожденной непоседливости гуннов и их неприятия стабильной организации и всего постоянного. Но китайцы согласились с этим не моргнув глазом.
Их главный вывод состоял в том, что нарождающейся империей руководит очень мудрый и миролюбивый правитель, стремящийся поддерживать наилучшие отношения с остальным миром. Похвальное поведение и, надо надеяться, долговременное, судя по любезности принца, который лично проделал такой путь, везя с собой дорогие подарки, и, как все уже поняли, унаследует трон. Путешествие Аттилы на Дальний Восток ознаменовалось небывалым успехом.
Маргусский договор
Едва вернувшись, Аттила был вынужден заняться Восточной империей. Феодосий Каллиграф продолжал плести интриги против гуннов, в особенности против Руаса, своего «римского полководца». Руас с Аттилой приобрели слишком большой вес. Отправка пятидесяти тысяч воинов на помощь Иоанну Узурпатору под командованием Аэция заставила задуматься не только Западную империю: самые проницательные советники императора Востока были чернее тучи. Руас стал слишком силен. Как его ослабить? Успеем ли? До сих пор не получалось.
Во время своего путешествия по Азии Аттила убедился, что Константинополь, вместо того чтобы склониться к миру, удвоил свою враждебность к гуннам. Теперь было уже мало оказывать предпочтение тому или иному командиру конницы, Улдину перед Руасом, ссылаясь на его эффективность, или задабривать на всякий случай германские племена к северу от Пушты.
Посланники Феодосия пошли дальше — и в пространственном отношении, и в плане вероломства. Они попытались подкупить акациров. Ранее даже подбивали клинья под Айбарса, чтобы поссорить его с братом и разорвать надвое нарождающуюся империю. Это уже было чересчур.
И Рим от него не отставал. Аэций, правитель Галлии, находился слишком далеко, чтобы умерить коварную политику Феодосия. Гуннские отряды перешли на службу к Риму, а Руаса об этом даже не известили. Через его голову различным племенам из дунайской федерации делали официальные и тайные предложения союза. Оба императора, ничего ему не сказав, обзавелись советниками из гуннов. На его территории перехватили тайных посланцев Рима, нагруженных золотом. Это уже было чересчур. Действовать. Но с кого начать?
Рим пока поберечь: Аэций еще не вышел из игры. Все шишки посыплются на Феодосия. Руас отправил ему предупреждение, в котором не было ничего дипломатического. Он потребовал от Каллиграфа прислать к нему двух уполномоченных, которым он, Руас, передаст список своих претензий и список репараций, которые только и смогут предотвратить войну.
Оглушенный Феодосий посоветовался с Аэцием, который рекомендовал ему согласиться.
С тяжестью на душе и бешенством в сердце Феодосий назначил Плинфаса и Эпигения, двух доверенных лиц (насколько таких еще можно было сыскать в Константинополе), для ведения переговоров с гуннами.
Плинфас и Эпигений возглавят посольство, которое отправится в Маргус, римский город в устье Моравы. Руас приедет туда лично со своими советниками.
Лето кончилось. Северные ветры (точнее, севе-ро-северо-восточный) установились на несколько месяцев. Похолодало. Пузатые медведи подыскивали себе пещеры, чтобы мирно впасть в спячку, если только гунны, большие охотники до медвежатины, оставят их в покое. Волки сбивались в стаи, в осенних сумерках раздавались их мрачные завывания, перекликаясь друг с другом. И всё же надо идти.
Эпигений и Плинфас продвигались к Маргусу, закутавшись в свои мантии, на приунывших лошадях, склонявших голову под порывами ветра, налетевшего с Балтики и Северного Ледовитого океана. Они с грустью вспоминали о своих дворцах в бухте Золотой Рог, теплых и проконопаченных, которым не страшна буря.
Они продвигались вперед, не зная, что Руас умер. Последний «суверенный правитель» черных гуннов с Дуная умер в конце октября или в начале ноября 434 года, точно неизвестно. Созванные в спешке вожди провозгласили его преемниками двух его племянников. Два сына Мунчуга стали двумя «верховными правителями», но только Бледа — формально, а Аттила — по-настоящему. Солнце гуннов поднялось над Европой, и Эпигений с Плинфасом первыми почувствуют это на себе.
Благодаря Руасу, Айбарсу и Аттиле, которые 20 лет трудились сообща во славу своего рода, западные гунны не ставили под сомнение главенство семьи Турдала, восточные тоже его признавали. В обеих общинах присутствовало сознание некой политической общности. Единственным представителем правящей династии выступал Аттила (Бледа числился лишь номинально).
Через несколько недель после смерти дяди, в начале 435 года, он провозгласит себя «императором, правителем гуннов». Легаты Феодосия первыми будут вынуждены его признать. В том же порыве он определит границы своей империи: с востока — по Уралу, на западе — по Дунаю, на юге — по Кавказу, Азовскому морю, Черному морю и Карпатам, включая современную Венгрию. На севере он провел две прямые линии: от Урала до верховьев Волги (к югу от Рыбинского водохранилища) и от верховьев Волги до Дуная на уровне Вены. Эта северная граница символична: внутри очерченного таким образом четырехугольника существовали огромные пространства, на которые ни разу не ступала нога гунна — да и не ступит. Неважно. Если ты велик, не стоит мелочиться.
Эти непомерные притязания никого не насмешили. Пусть империя пока существует только на словах, но то же самое можно сказать и о двух римских империях, правители которых уже давно властвуют над их обрывками, да и сами-то эти императоры держатся на одном честном слове. Аттила же существует реально, и его конники тоже. Его империя — это его конница с ним во главе. Мало не покажется.
Встреча состоится не в Маргусе, римском городе, а на моравской равнине, на правом берегу Дуная. Феодосий назначил двух послов, Аттила тоже выбрал двоих, с тем же количеством нотариев. Его самого сопровождал его брат Бледа — для мебели. Послами стали два его ближайших советника, которые оба не были гуннами: грек Онегесий и римлянин Орест — из Паннонии, как Аэций. Два этих чужеземца были ключевыми персонажами в империи. Их окружали два помощника, чистокровные гунны — Эсла и Скотта.
Великие вожди умеют подобрать свое окружение, и Аттила в этом был непревзойден. Он окружил себя выдающимися помощниками, совершенно незашоренными. В своем выборе он не руководствовался ни происхождением, ни статусом, ни прошлыми делами, для него имели значение лишь достоинства, угадываемые им в тех, кого он приближал к себе. А в проницательности ему не было равных.
