Он с трудом разжал кулаки и сделал глубокий вдох, разрывая пояс напряжения, который до боли стискивал ему грудь. Стерев все видимые признаки пожирающего его гнева, Себастиан приблизился к матери. В нос ударил кислый запах давно не мытого тела, смешанный с горькой вонью дешевого табака и приторно-сладким ароматом аподрази.
– Тебе нужна помощь, – тихо произнес он. – Другой дом, подальше отсюда. Нужно время, чтобы избавиться от наркотика и начать новую жизнь. Ты прячешься в облаке дыма вместо того, чтобы искать истинного спасения.
Он закрыл глаза и распрощался с надеждой хоть раз – один только раз! – услышать от нее что-то осмысленное.
– Я вернусь через неделю. Не забывай есть.
– А как же свеча? – Мать слезла с дивана, исступленно крича ему вслед: – Себастиан! Дай мне свечу! Прошу!
Он захлопнул дверь и отгородился от неистовых воплей, которые неслись вдогонку. Руки снова сжались в кулаки. Почему, почему после каждой встречи с матерью у него так паршиво на душе? За восемнадцать лет пора бы привыкнуть. Почему его сердце до сих пор так отчаянно жаждет материнской любви?
Какой смысл терзаться? Такие мысли только сжирают душу и тело. Надо сосредоточиться. Предстоит пересечь Косим-Талас, и хорошо бы добраться до конюшни, где он ночевал, живым, раз уж решено идти утром во дворец, наниматься в услужение.
Себастиан прибавил шагу. Он шел по улицам, вновь и вновь пытаясь убедить себя в том, что воспоминания о встрече с матерью скоро перестанут его мучить.
Глава 6
Себастиан уже пять дней работал королевским оружейником и должен был признать, что действительность оказалась ничуть не похожа на его ожидания. Он надеялся, что станет в тишине и покое следить за королевским арсеналом и постепенно накопит достаточно денег, чтобы купить домик где-нибудь подальше от Косим-Таласа, на высокой скале над морем Крисос. Там, где отец никогда его не найдет.
Но вместо тихой службы в оружейной Себастиан проводил все дни в шумном манеже, на крытой тренировочной площадке, натачивая и полируя мечи и шпаги, где разодетые в пух и прах дворяне обсуждали, какой из разукрашенных драгоценными камнями кинжалов лучше всего подходит к летнему камзолу. Казалось, он угодил в ловушку.
Никакая это не ловушка, напомнил себе Себастиан, пробираясь сквозь плотную толпу, в которой даже вздохнуть было непросто. Не ловушка. Он больше не зажат между чудовищем, называвшим себя отцом, и безжалостным миром улиц, поджидавшим за дверью. Он всего лишь выполняет новые обязанности. А мальчишке вроде него получить работу во дворце невероятно сложно. И потом, всегда можно бросить все и уйти, если он того пожелает.
Не пожелает. Сперва накопит денег на домик в укромное уголке у моря, вырвет мать из грязи и нищеты и поселит ее где-нибудь в тихом местечке. Может, ей нужно всего лишь сбежать подальше и начать все сначала, чтобы спастись от себя самой. Себастиан уже давно понял, что ему убежать от себя не удастся. Горе, стыд и отцовская ярость так глубоко въелись в душу, что их не вытравить никакими деньгами.
Кто-то тронул Себастиана за плечо.
– Это все кинжалы в королевской коллекции? Других нет? – спросил подошедший вельможа.
Себастиан обернулся и отступил на шаг, стряхивая с плеча чужую руку.
Перед ним стоял высокий худощавый юноша в узком, сковывающем движения льняном камзоле – в таком костюмчике о драке не стоит и помышлять. Молодой аристократ ожидал ответа оружейника, удивленно подняв брови.
Богатенький сынок из старинного рода, таких много слетелось во дворец, чтобы клянчить подачки у молодого короля Сандрэйлля. Или не только выпрашивать милости, но и – как выходило из подслушанных на манеже разговоров – присматривать за королем, докладывать отцам о промахах правителя.
– Тадд что, нанял немого оружейника? – Красавчик со смехом обернулся к подоспевшим приятелям, и они тоже рассмеялись.
Себастиан с усилием расслабил готовые сжаться в кулаки пальцы и отступил еще на шаг. Теперь он стоял спиной к стене манежа и хорошо видел собравшихся.
– Оружие для посетителей там, – тихо сказал Себастиан, кивнув на столы, где для гостей были приготовлены кинжалы и рапиры с богато украшенными рукоятками.
– О, чудо! К оружейнику вернулся дар речи! – Расфуфыренный юноша широко раскинул руки в притворном удивлении, и Себастиан крепче сжал челюсти, не двинувшись с места.
Это не ловушка. Ему никто не угрожает.
– Оставь парня в покое, Макарио, – произнесла молодая женщина с добрыми глазами и невероятно тонкой, затянутой в корсет талией. Моды на невообразимо тесную одежду, в которой щеголяли придворные, Себастиан не понимал. Какой смысл затягиваться так, что не вздохнуть? А если придется бежать или сражаться?
Конечно, аристократам незачем бегать или сражаться. Они не оглядываются, высматривая притаившихся в сумерках врагов, не боятся угодить в лапы городскому стражнику – уж их-то никто не изобьет до полусмерти и не бросит гнить в тюрьму.
Макарио пожал плечами и направился к столу с кинжалами.
– Да я так, хотел убедиться, что король выдал нам достаточно оружия для тренировки. И что не нанял второпях в оружейники полного идиота, который не отличит острый нож от тупого.
– Макарио! – рявкнула женщина. – Он тебя прекрасно слышит!
Она взглянула на Себастиана и улыбнулась, словно извиняясь. Оружейник хотел было ответить, что слова значат слишком мало, если за ними не следует действие, однако передумал. Она пожалела Себастиана потому, что считала его жертвой.
Он больше никогда не станет чьей-то жертвой.
Себастиан молча ждал, неподвижно наблюдая, как придворные весело препираются, кому упражняться в метании кинжалов, а кому выбирать партнеров для боя на рапирах. Острые кончики рапир были закрыты пробковыми наконечниками, чтобы невзначай не ранить противника. Когда все разделились на команды и выбрали оружие, Себастиан обошел арену, проверяя, хорошо ли держатся мишени и всем ли бойцам хватило места на поле.
Он как раз прикрепил холщовую мишень для метания кинжалов к башне из плотно скатанных тюков сена в южном конце арены, когда к нему подошла та самая женщина, которая заступилась за него у стола с кинжалами.
– Вот что. – Она выудила из расшитого кошелька, висевшего на блестящем поясе, серебряную монетку. – Держи. Это тебе за труды.
Женщина вложила монетку ему в ладонь и накрыла своей рукой. Себастиан отскочил, словно обжегшись.
Монета упала в опилки, устилавшие арену, а женщина слегка нахмурилась.
