Она так жалобно спросила, что мне стало неловко. Я пошаркал ногами от смущения и подумал, что лучше бы улизнуть, прежде чем она попытается поцеловать меня.
– Мэм, мне надо возвращаться в лагерь. Мои люди станут гадать, убит я или ранен. Но помните, что вы в окружении и сражение вами проиграно!
– О, я знаю это, – грустно проговорила она. – Я никогда еще не выиграла ни одной игры, начатой мной. Я всегда в проигрыше, даже если мне кажется, что все козыри у меня в руках.
В точности как и я! Наша похожесть еще больше огорчила меня.
– Мадам, теперь вы ведете правильную игру, а я буду каждый день приходить к вам и наносить вам визит – могу даже два или три.
– Спасибо тебе, Барт, что подсказал мне, какими картами играть. Я буду ждать тебя.
У меня в уме уже роились сотни идей. Никогда мне не дарили того, что я хотел. На что мне их игрушки, игры, книжки и прочая ерунда! Мне страшно хотелось заполучить одну вещь… может быть, она мне поможет?..
– Как вас зовут?
– А ты приходи в другой раз, и я скажу тебе.
Я приду, я обязательно приду. Черт меня возьми, если не приду.
Я пришел домой, но там и не заметили моего отсутствия. Мама все говорила о той маленькой девочке, которую придется взять, если умрет ее мама. «Боже, не позволь ей умереть», – молча молился я.
– Джори, давай поиграем в мяч.
– Не могу. Мама берет меня в школу. А вечером я приглашен на обед в семью Мелоди, и потом мы идем в кино.
Меня никто никогда не приглашает. Иногда берут куда-нибудь родители. Нет друзей, нет у меня даже собаки. Проклятый Клевер любит только Джори, а когда я наступил ему на хвост, он завизжал как резаный. Так ведь я случайно, а он всегда вертится под ногами.
Спустя несколько дней я опять хотел уйти к старой даме.
– Куда это ты направляешься? – спросила мама, глядя на фотографию этой слюнявой девчонки, которую она собирается взять.
Как будто ей мало двух мальчиков.
– Барт, ответь мне: куда ты идешь?
– Никуда.
– Каждый раз, когда я спрашиваю, куда ты ходил и что делал, ты мне отвечаешь, что никуда и ничего. Теперь я собираюсь услышать правду.
Джори засмеялся и обнял маму:
– Мама, ты ведь должна уже изучить нашего Барта. Как только он оказывается за порогом дома, так он – везде, и он – все на свете. Нет другого такого актера, как Барт. Он – то, а через минуту он – это, и единственное, чем он никогда не бывает, – это собой.
Я силой воли вложил в свой взгляд столько власти, чтобы заставить Джори заткнуться, но он как ни в чем не бывало продолжал:
– Он предпочитает фантазии реальности, мама, вот и все.
– Ничего подобного. Просто я недоволен. Просто в реальной жизни я ничего, ничего не имею из того, что бы я хотел. А в моих играх я всегда выигрываю и получаю то, что захочу. Вот и все.
Они с мамой рассмеялись, и меня охватило бешенство. Это они виноваты, что у меня ничего не получается! Что я взбесился! Проклятие всем, кто смеет смеяться надо мной! Но нельзя ненавидеть всех… я начинаю чувствовать себя плохим человеком. А в своих играх я счастлив. Что такого случится, если я опять пойду к ней? Ничего, абсолютно ничего.
Рискуя жизнью, я пробирался через опаснейшие густые джунгли. На каждом шагу меня поджидала смерть. Я мог свалиться с дерева. Я мог упасть со стены. Я шел через дождь, снегопад и пургу, ничего не видя, замерзая и падая; снова поднимался и пробивался к ней…
Я пришел сюда в пятый раз за эти три дня. Она встречала меня, улыбаясь под вуалью; она одна любила меня так, как никто не любит… Согревающее ощущение счастья охватывало меня, когда она раскрывала руки для объятия… Я бежал к ней со всех ног, обнимал ее, я сидел у нее на коленях и позволял гладить себя, целовать и кормить. Я был нужен. Она любила меня, как родного. Сидеть у нее на коленях было удобно, спокойно, и не было ничего страшного и ничего неловкого в том, что она целовала меня. А ее вуаль щекотала мне кожу. Сняла бы она вуаль!
Она даже выделила мне особую комнату, чтобы я держал там вещи, которые она покупала для меня. Она подарила мне два миниатюрных электропоезда с рельсами и прочими штуками; игрушечные машины, игры. И все это для меня одного, чтобы я играл у нее дома, а не у себя.
Чем больше мы виделись, тем больше я ее любил. Однажды я встретил в ее любимой комнате этого скрюченного злобного дворецкого, который переставлял ее вещи и бормотал что-то про себя о том, что дураки скоро простятся со своими деньгами. Мне не понравилось, что он хозяйничает в ее вещах. И я не люблю, когда о ком-то говорят за его спиной.
– Убирайтесь отсюда! – приказал я, сделав взрослый голос. – Скажите моей мадам, что я пришел, а повару скажите, что я сегодня хочу шоколадное мороженое и ванильное печенье, а не кофейное.
Он мрачно посмотрел на меня:
– Можешь доверять нескольким, можешь никому. Счастлив тот, кто имеет хотя бы одного друга, кому доверяет.
Что такое он говорит? Я нахмурился и попытался уйти. Мне не нравилось, как клацают его искусственные зубы, будто они не подходят ему.
– Она тебе нравится, да? – зловеще улыбаясь, спросил он, покачивая головой из стороны в сторону и сверху вниз, так что я мог бы запутаться, если бы захотел. – Когда захочешь узнать полную правду о том, кто ты ей и кто она тебе, приходи ко мне.
Тут послышались шаги старой дамы, и он поспешил из комнаты.
Я почувствовал себя виноватым и испуганным. Ведь я хорошо знал, кто я. До сих пор.
Не зная, что делать, чем заняться, я сел и скрестил ноги, как делал папа, и зажег дорогую сигару, чего папа не делал никогда. Потому что мама не любила, когда курят. Я подумал, что нет ничего плохого в том, что куришь, выдул четыре превосходных кольца дыма – и они унеслись в сторону океана. Они растают, наверное, только над Японией.
– Доброе утро, дорогой Барт. Я так рада опять тебя видеть. – Она вошла и села в свое кресло.
– Вы купили для меня пони?
Она забеспокоилась:
– Милый мой, я помню, что обещала тебе пони, – это твое заветное желание, но я не подумала тогда, как много беспокойств будет доставлять пони и мне, и тебе.
– Вы же обещали! – закричал я.
Неужели я ошибся, поверив ей? Наверное, она никогда не выполнит обещания.
– Милый мой, для пони нужно стойло; к тому же пони пахнут, и ты тоже переймешь этот запах. Когда ты будешь приходить домой, по твоему запаху Джори и родители легко догадаются, что у тебя где-то есть лошадка. Начнут расспрашивать.
Вместо ответа я разрыдался.
– Я всю жизнь мечтал о пони, – всхлипывал я. – Всю свою жизнь, и вот теперь я вырасту без пони, так и вырасту, а пони не будет…
