Коль будешь ты владеть своею страстью, А не тобою властвовать она, И будешь тверд в Удаче и в Несчастеи, Которым, в сущности, одна цена. И если ты готов к тому, что слово Твое в ловушку превращает плут, И, потерпев крушенье, сможешь снова, Без прежних сил — возобновить свой труд… Навек в камне эти стихи. И другие — рядом. А с левой стороны церквушки — еще островок отдохновения, и опять — серый камень, и опять прекрасные стихи в нем — на века…
Потемкин проехал по верхней аллее, стремясь определить поворот к статуе Давида. Кажется, отсюда второй налево. Точно. Вот он, Давид. Олег оставил автомобиль на аллее и подошел к скульптуре. Вот здесь, у постамента, сидел мертвый Грег Ставиский и смотрел в синее калифорнийское небо. Глетчер с командой поработали, как всегда, отменно. Ставиского, по их мнению, здесь не убивали — его привезли уже мертвым. Причина смерти — укол быстродействующего яда типа кураре, который быстро выводится из организма. Но не так быстро, чтобы обмануть Глетчера. Стало быть, в доставке трупа именно сюда непременно был для убийцы смысл, иначе к чему возиться? Нет, это послание, message, как любят говорить здешние проповедники. Вот только о чем это послание, пока неясно.
«Ясно, что оно как-то связано с этим прекрасным парком. И Грег был с этим парком связан — возможно, гораздо теснее, чем нам это сейчас известно», — думал Потемкин. Он отошел по своей привычке на несколько шагов в сторону и в наступающих сумерках пытался себе представить — вон там стоял автомобиль, из которого вытащили труп. Ставиский — парень крупный, в одиночку не дотащить. Значит, минимум двое? Или же убийство произошло прямо здесь? Это ведь тоже не исключается…
Так или иначе — убийца никуда не торопился, усадил покойника аккуратно, живописно даже. Не откажешь в известном художественном вкусе. Безвкусный человек о таком антураже не стал бы заботится…
«И вообще — убейте меня, — думал Потемкин, — но не случайно эти два дела — похищение Чаши и убийство Ставиского — произошли на «Изумрудных Лугах» почти одновременно. Если учесть, что случайность — частный случай закономерности, то тогда вообще — чего говорить…»
Итак, еще раз оглядеться вокруг, не упуская ничего. Вот Давид — как говорят, точная копия оригинала. Таких в мире всего две или три, кажется. Там, куда Давид смотрит, — каменная стена с бронзовыми барельефами. На барельефах — сцены из библейской жизни. Какие — сможешь определить, Потемкин? Вот это, кажется, нахождение младенца Моисея. Это — вроде бы Иосиф с братьями. А это что? Саломея приносит голову Иоанна Крестителя своей матери…
Только последний сюжет может теоретически тут быть значимым… Что там было? Саломея танцевала на пиру и так обворожила царя Ирода, что он согласился выполнить любое ее желание… А желание было — получить голову Иоанна.
Если предположить на минуту, что получить голову Грега Ставиского — это и впрямь было чье-то желание, то вот оно, исполнено полностью, совершенно. И вот он сидел, мертвый Грег, и глядел в небо, а рядом на барельефе глядела в то же самое небо голова Иоанна Крестителя.
«Сказка — ложь, да в ней намек», — вспомнилось Потемкину.
По крайней мере, хоть какая-то мысль появилась, пусть бредовая, почему Ставиского оставили именно здесь.
* * *
Лайон О’Рэйли умел наводить порядок везде — в мыслях, в делах, в ходе расследования. По складу характера он не то чтобы не любил неожиданностей — ведь какая сыскная работа без неожиданностей? Но он любил и умел и неожиданные повороты дела приводить в порядок, придавать им некую видимость систематичности.
В Штатах убийства на кладбищах случаются редко. Они составляют менее одного процента. Ограбления музеев — тоже достаточно редко, хотя тут процент значительно выше. Но насколько эти цифры надежны? Особенно если речь идет о похищениях произведений искусства? Трудно сказать… Тут очень высок процент так называемых латентных преступлений — когда о похищенном просто не заявляют… — размышлял О’Рэйли, готовясь встретиться с шефом.
«Но вот что интересно, — думал Лайон, — насчет кладбищ с цифрами все понятно, однако круг людей, совершивших преступления на кладбищах, очень широк, никакой определености… Что касается ограблений музеев — они все, все без исключения совершались либо самим музейным персоналом, либо людьми, с которыми персонал этот был тесно связан. А раз нет этого исключения — почему бы случаю в музее «Изумрудных Лугов» им быть? Надо перепроверить все и всех».
И, заручившись согласием Потемкина, Лайон с помощью Кима — бывшего хакера, а ныне — ведущего информационного аналитика Группы провел тщательную проверку всего «музейного круга» людей. И с огорчением вынужден был отметить, что никаких ниточек, подсказок, намеков не появилось. Не то чтобы в музее работали люди кристально чистых биографий — с тех пор как О’Рэйли, отказавшись от академической карьеры и от лестных и дорогостоящих предложений влиятельных юридических корпораций, ушел работать в сыск, он знал, что людей с кристальными биографиями не бывает вообще. Чем более выпукла и привлекательна внешне биография человека, тем больше шансов найти в ней темные страницы. А там уж — у каждого по-разному. Кто-то эти темные строки или страницы пытается спрятать. И создать образ идеального вождя, учителя и правителя или еще кого-то… Биографии изменяют, корректируют, ретушируют, иногда добиваются невероятно многого. А все-таки правда, как то самое шило в мешке, которого не утаишь, вылезает наружу.
